— Договорились, — согласился я. — Поедем вместе.
Она хлопнула в ладоши от удовольствия и даже слегка подскочила на подушке.
— Чудесно! Заезжайте за мной в семь. — Она озабоченно нахмурилась. — Семь часов вас устроит?
— Вполне.
— Прекрасно! — Она легонько коснулась виска кончиками пальцев правой руки. — Вы не рассердитесь, если мы на этом закончим? Кажется, у меня начинается мигрень.
— Ничуть. — У меня были еще вопросы, но они могли подождать до завтрашнего вечера.
— Мне ужасно жаль, — сказала она с выражением глубокой скорби, — но, когда у меня начинаются головные боли, единственное спасение — постель. Честно. — Она вздохнула, подняла свою маленькую изящную головку и дерзко улыбнулась.
— Все в порядке, — заверил ее я.
— Благодарю за сочувствие, — сказала она. И встала. Я последовал ее примеру.
Я встретил Анри Ледока в маленьком уличном кафе — он сидел с газетой на коленях. И наблюдал за проходящими мимо женщинами. На столике лежали ею котелок, перчатки и папка с полицейскими отчетами.
Кроме Ледока в кафе почти никого не было. Юная пара, забыв про свой кофе, смотрела в глаза друг другу. Пожилая пара не обращала внимания друг на друга и разглядывала свой кофе. Кроме того, за дальним столиком сидел толстяк в тесном сером костюме и читал журнал.
Ледок заметил меня, только когда я к нему подошел. Он улыбнулся и встал, бросив газету на столик.
— Ну как, мадам Форсайт освоилась со своим вдовьим положением?
— Вполне, — ответил я. — Не без помощи кокаина.
Ледок нахмурился.
— При вас она нюхала?
— Не прямо на глазах. Но нюхала.
Он кивнул.
— Вы должны мне все рассказать, пока мы едем обедать. Сейчас поймаю такси. — Он огляделся.
— Где мы будем обедать? — спросил я.
Ледок все еще высматривал такси.
— Предлагаю заглянуть в «Липп». Это пивная на Сен-Жермен, здесь неподалеку. Эльзасская кухня. Не слишком изысканная, но вполне сносная.
— Если это близко, идемте пешком.
Он повернулся. И снова взглянул на меня так, будто я не оправдал его ожиданий.
— Пешком?
— Пешком. Ставите одну ногу перед другой, и так дальше.
— А-а. — Он улыбнулся. Печально так. — Наверно, ваши французские предки гораздо древнее, чем я думал.
— Возможно.
Он вздохнул.
— Прекрасно. Пойдем пешком. — Он повернулся, взял чек, тщательно его изучил, положил на стол, полез в карман и достал мелочь. Аккуратно отсчитал несколько монет — часть выложил на счет, а остальные опустил обратно в карман. Это было первый раз — когда он сам расплачивался на моих глазах. А то я уже начал сомневаться, есть ли у него вообще при себе деньги.
Он взял котелок, надел его, взял перчатки, натянул их, затем взял папку. Сунул ее под мышку и повернулся ко мне.
— Bon. Давайте совершим вашу пресловутую прогулку.
Пока мы шли по улице Лилль до улицы Сен-Пер, свернув на нее прямо напротив Школы изящных искусств, я успел рассказать ему все, что узнал от госпожи Розы Форсайт.
Улица Лилль была застроена роскошными особняками. Но когда мы повернули на бульвар Сен- Жермен, вид построек изменится. Дома были той же высоты, в шесть-семь этажей, в основном кирпичные или каменные, потемневшие от сажи. Но они были не такие величественны, как здания к западу от них, и не такие изысканные; как строения на улице Риволи.
И люди, встречавшиеся нам по пути, выглядели не настолько зажиточными. Женщин попадалось больше, чем мужчин, и большинство из них были либо работницами, либо хозяйками лавчонок, либо студентками. На правом берегу, видя мужчин в элегантных костюмах, можно было подумать, что никакой войны не было. И, вероятно, для многих из них ее действительно не было. Возможно, они настолько хорошо одевались, что правительство решило не рисковать и сберечь им жизнь.
Но на Сен-Жермен все было по-другому. Многие мужчины, помимо поношенных пиджаков и мешковатых брюк, носили явные отметины войны. У кого был грубый шрам на лице, кто хромал на одну ногу. Кто-то опирался на трость, а кто-то на костыли. У кого-то был пустой рукав, свернутый на месте потерянной руки. На пересечении с бульваром Распай изможденный мужчина в форме французского солдата — в поношенном кителе и грязных брюках, — шаркая ногами, медленно брел через улицу. Губы у него безмолвно двигались, а в глазах все еще отражался дикий ужас, который ему довелось пережить.
Пивная «Липп» оказалась хорошо освещенным, просторным заведением, наполненным гулом голосов проголодавшихся посетителей и звоном посуды. Советуясь с официантом, Анри Ледок держал котелок в одной руке, а перчатки и папку в другой. Официант был высокий, стройный и держался с достоинством; его темные волосы были зачесаны назад и смазаны той же помадой, какую, похоже, употребляют все парижские мужчины. Нос тонкий и длинный, а под ним — длиннющие усы, их концы были закручены в безукоризненно правильные кольца и напоминали странные перевернутые очки. Французы и правда заботливо ухаживают за своими усами, даже слишком.
Наконец официант четким шагом, как британский гвардеец, прошествовал к столику в дальнем углу. Ледок положил котелок, перчатки и папку на один из трех пустых стульев, на оставшиеся два мы сели сами. Официант вручил Ледоку меню с таким же благоговейным видом, с каким строгий священник-ортодокс передает священный текст прихожанам. С таким же благоговейным видом он протянул меню и мне. И сказал что-то Ледоку. Ледок повернулся ко мне.
— Желаете аперитив?
— Нет, спасибо. Разве что воды.
— А я, наверно, выпью стаканчик рикара. Когда-нибудь пробовали?
Я кивнул.
— Но мне воды.
Он поговорил с официантом. Тот сухо кивнул, повернулся и зашагал прочь.
Ледок раскрыл меню и громко, с удовлетворением вздохнул. Я положил свое меню на стол. Ледок взглянул на меня.
— Что желаете, mon ami?
— На ваш выбор, — сказал я. — Все, что сочтете подходящим. Только ничего экзотического. Никакой там требухи.
Ледок улыбнулся.
— Прекрасно. — Он некоторое время изучал меню, с таким же вниманием, каким он обычно удостаивал женщин. — А-а, — проговорил он, поворачиваясь ко мне. — У них сегодня особое блюдо. Andouillettes a la tourangelle. Нечто вроде свиной колбаски, замаринованной в арманьяке и запеченной в горячей духовке с нарезанными грибами и каплей вуврейского вина. Если хорошо приготовлено, язык проглотишь.
— Годится, — согласился я. Ледок закрыл меню.
— Bon. А я еще возьму ската под соусом из топленого масла с каперсами. Что же касается вина, я предлагаю взять нам на двоих бутылку «монтраше». Подойдет к обоим блюдам. Особенно разлива 1919 года, самого лучшего. Может, чуточку молодое, но пьется отменно.