забор, — сказала Джейн с раздражением. — Ни Леви Бултер, ни Лоренс Уайт не решились на это, хоть они и не менее жадные до денег. У них все же есть уважение к общественному мнению.
Когда факты стали известны, общественное мнение действительно обратилось против Джадсона Паркера, но пользы от этого было мало. Джадсон только посмеивался, а «улучшатели» пытались примириться с мыслью о том, что лучшая часть ньюбриджской дороги будет изуродована аптекарской рекламой.
Но на очередном заседании Общества Друзей Авонлеи в ответ на требование председателя представить отчет о результатах проведенных делегацией переговоров Аня спокойно поднялась со своего места и объявила, что мистер Джадсон Паркер поручил ей сообщить членам Общества, что отказался от намерения сдать свой забор под рекламу.
Джейн и Диана в изумлении переглянулись, не веря собственным ушам. Парламентский этикет, за соблюдением которого строго следили в Обществе Друзей Авонлеи, не позволил им безотлагательно удовлетворить их любопытство, но когда был объявлен перерыв, Аню забросали вопросами.
Но Ане нечего было объяснять. Просто накануне Джадсон Паркер нагнал ее на дороге и сказал, что решил все-таки ублажить Общество Друзей Авонлеи, питающее странные предубеждения против рекламы лекарственных средств. Это было все, что Аня сказала и тогда, и впоследствии, — и сказанное было правдой. Но когда Джейн Эндрюс по дороге домой призналась Оливеру Слоану в своей абсолютной уверенности, что за таинственной переменой во взглядах Джадсона Паркера стоит нечто большее, чем то, что сообщила Аня Ширли, — она тоже была недалека от истины.
Накануне вечером Аня ходила в гости к старой миссис Ирвинг, бабушке Пола, и возвращалась оттуда домой кратчайшим путем — сначала по низинным прибрежным полям, а потом по узкой тропинке, которая вела через буковый лес и выходила к главной дороге близ Озера Сверкающих Вод, известного не имеющим воображения, как пруд Барри.
На главной дороге, как раз напротив того места, где кончалась тропинка, стояли два кабриолета, в которых сидели, держа вожжи, и беседовали два человека. Один из них был Джадсон Паркер, другой — Джерри Коркоран из Ньюбриджа, агент по сельскохозяйственным орудиям и заметная фигура в местных политических кругах. Как сказала бы вам о нем миссис Линд с выразительным ударением на последнем слове: 'То, что он замешан в грязных делах,
— Если вы проголосуете за Амесбери, мистер Паркер… гм, у меня есть ваша расписка за те две бороны, что вы брали весной. Я думаю, вы не прочь получить ее обратно?
— Ну что ж… пожалуй, если вы так ставите вопрос, — растягивая слова, произнес Джадсон с усмешкой, — я думаю, что мог бы и проголосовать. В нынешние тяжелые времена человеку приходится думать о своей выгоде.
В этот момент собеседники увидели Аню, и разговор резко оборвался. Аня холодно кивнула обоим и прошла мимо; подбородок еебыл вздернут чуть выше, чем обычно. Вскоре Джадсон Паркер нагнал ее.
— Подвезти, Аня? — предложил он радушно.
— Нет, спасибо, — ответила Аня, но с таким тонким, словно игла, презрением в голосе, что оно пронзило даже не слишком чувствительную совесть Джадсона Паркера. Лицо его побагровело, он судорожно сжал вожжи. Но в следующую минуту гнев уступил место расчетам и соображениям. Паркер с беспокойством взглянул на Аню, которая решительно шагала прочь, глядя прямо перед собой. Слышала ли она недвусмысленное предложение Коркорана и его, Паркера, чересчур ясное согласие? Проклятый Коркоран! Неужели нельзя было выразиться поосторожнее! Если он не умеет облекать свои деловые предложения в менее опасную форму, беды ему не миновать. А тут еще эти проклятые рыжие учительши, которые имеют обыкновение выскакивать из буковых лесов, где шляются неизвестно зачем! Джадсон Паркер, меряя всех на свой аршин — и тем самым обманываясь, как это обычно бывает с такого рода людьми, — был убежден, что если Аня слышала его разговор с Коркораном, то не преминет оповестить об этом всю округу. Разумеется, Джадсон Паркер, как мы уже видели, принимал общественное мнение не слишком близко к сердцу, но прославиться своей продажностью было неприятно даже для него. А если это вдобавок дойдет до ушей старого Айзека Спенсера, то прощай навсегда надежда получить руку Луизы вместе с видами на наследство зажиточного фермера. Джадсон знал, что мистер Спенсер и без того уже поглядывает на него косо, и потому не мог позволить себе никакого риска.
— Гм… Аня, я хотел поговорить с тобой… Насчет того дельца, которое мы обсуждали на днях. Я решил все-таки не сдавать мой забор этой компании. Общество с такой благородной целью, как ваше, следует поддерживать и поощрять.
Аня чуточку оттаяла.
— Спасибо, — сказала она.
— И… и… тебе совсем не обязательно пересказывать другим этот маленький разговор между мной и Джерри.
— Я не собиралась пересказывать его в любом случае, — сказала Аня ледяным тоном, ибо скорее предпочла бы увидеть все заборы в Авонлее расписанными рекламой, чем унизиться до сделки с человеком, готовым продать свой избирательный голос.
— Вот именно… вот именно… — закивал Джадсон, воображая, что они отлично поняли друг друга. — Я так и думал, что ты не будешь болтать. Ведь я просто водил Джерри за нос… А то он себя считает таким прожженным да ловким… Я и не собирался голосовать за Амесбери. А буду голосовать за Гранта, как всегда… вот увидишь, когда выборы состоятся. Я просто дразнил Джерри, чтобы поглядеть, как он себя выдаст… А с этим забором все будет в порядке… можешь так и передать 'улучшателям'.
— Я не раз слышала, что без тех или иных людей мир был бы неполон, но мне кажется, что без некоторых он все же вполне мог бы обойтись, — говорила в тот вечер Аня своему отражению в зеркале, сидя в комнатке восточного мезонина. — Я в любом случае никому не сказала бы ни слова об этой позорной сделке между Паркером и Коркораном, так что моя совесть чиста в этом отношении. Право, не знаю, кого или что благодарить за такой неожиданный оборот дела. Я ничего не предпринимала, чтобы это произошло, и трудно поверить, чтобы Провидение могло избрать своим орудием такого рода политиков, как Джадсон Паркер или Джерри Коркоран.
Глава 15
Начало каникул
Тихим золотистым вечером, когда ветерки тихонько шептались в елях вокруг школьного двора, а от кромки леса ложились на землю длинные ленивые тени, Аня заперла на замок двери школы и опустила ключ в карман со вздохом удовлетворения. Учебный год закончился, попечительский совет продлил заключенный с ней договор на следующий год, не поскупившись при этом на похвалы, — только мистер Хармон Эндрюс заметил, что ей следовало бы почаще прибегать к розге, — и впереди ее ожидали и манили к себе два восхитительных месяца честно заработанных каникул. Спускаясь с холма с корзинкой цветов в руке, Аня ощущала в душе мир и покой. С тех пор как появились первые весенние цветы, она не пропускала ни одного из своих еженедельных паломничеств к могиле Мэтью. Все остальные в Авонлее, кроме Мариллы, уже забыли тихого, робкого, неприметного Мэтью Касберта, но в сердце Ани память о нем была жива и ей предстояло жить там вечно. Аня никогда не могла забыть доброго старика, впервые одарившего ее любовью и сочувствием, которых так жаждало ее сердце.
У подножия холма в тени елей сидел на заборе мальчик — мальчик с большими задумчивыми глазами и красивым выразительным лицом. Он соскользнул вниз и присоединился к Ане, улыбаясь, но на щеках его видны были следы слез.
— Я решил подождать вас. Я знал, что вы собираетесь на кладбище, — сказал он, просовывая руку в
