— О, он был очень доволен, — сказала Аня радостно. — Он говорит, что наблюдается заметное улучшение, и уверен, что опасность позади и потеря зрения ей больше не грозит. Но он предупредил, что она никогда не сможет много читать или заниматься тонкой ручной работой… А как у вас идут приготовления к благотворительному базару?

Дамское благотворительное общество собиралось провести ярмарку и ужин, а миссис Линд была главой и душой этого предприятия.

— Неплохо… Да, кстати, ты мне напомнила… Миссис Аллан посоветовала обставить одну из палаток базара в стиле старинной кухни и подавать там на ужин печеные бобы, пончики, пироги и все такое. И теперь мы повсюду собираем старинную мебель и утварь. Миссис Флетчер одолжит нам плетеные коврики своей матери, миссис Бултер — несколько старинных стульев, а тетушка Шоу — свой буфет с застекленными дверцами. Может быть, Марилла согласится дать нам свои медные подсвечники? А еще мы собираем всю старинную посуду, какую только можем достать. Миссис Аллан особенно хочет найти фарфоровое блюдо с синим узором в китайском стиле. Но, похоже, такого блюда ни у кого не сохранилось. Ты не знаешь, где можно было бы его достать?

— Такое блюдо есть у мисс Джозефины Барри. Я напишу ей и спрошу, не одолжит ли она его нам.

— Да, будь добра, напиши. Я думаю, что наш базар состоится примерно через две недели. Дядюшка Эйб Эндрюс пророчит нам дождь и грозу на это время — верный знак, что погода будет отличная.

Как известно, 'нет пророка в своем отечестве', и упомянутый дядюшка Эйб обладал, по меньшей мере, тем сходством с прочими пророками, что не пользовался уважением в родной Авонлее. Его многочисленные предсказания погоды не исполнялись почти никогда и служили обычной темой для шуток. Мистер Илайша Райт, усердно добивавшийся звания местного острослова, говаривал, что никому в Авонлее и в голову не придет заглядывать в шарлоттаунские газеты, чтобы узнать провоз погоды, — о нет, они просто спрашивают мнение дядюшки Эйба и ожидают прямо противоположного. Но, ничуть не обескураженный, дядюшка Эйб продолжал пророчествовать.

— Мы хотим провести базар, прежде чем начнутся выборы, — продолжила миссис Линд, — потому что кандидаты конечно же приедут и, чтобы понравиться избирателям, потратят здесь кучу денег. Консерваторы подкупают всех направо и налево, так пусть у них будет возможность хоть раз потратит свои деньги честно.

Аня, верная памяти Мэтью, была решительной сторонницей консерваторов, но она благоразумно промолчала, хорошо зная, что не стоит вызывать миссис Линд на разговоры о политике.

С почты Аня принесла письмо, пришедшее из маленького городка в Британской Колумбии и адресованное Марилле.

— Это, вероятно, от дяди наших близнецов, — сказала она взволнованно, войдя вдом. — О, Марилла, я хочу знать, что он пишет.

— Лучший способ узнать — распечатать письмо и прочитать, — отозвалась Марилла чуть резко. Внимательный наблюдатель мог бы заподозрить, что она тоже взволнована, хотя она скорее бы умерла, чем призналась в этом.

Аня распечатала конверт и быстро пробежала глазами не слишком разборчиво и грамотно написанное письмо.

— Он пишет, что не может взять детей этой весной… Ему пришлось отложить свадьбу, так как он был болен почти всю зиму… Он хочет знать, можем ли мы подержать иху себя до осени, а уж тогда он постарается приехать за ними. Мы ведь можем, Марилла, правда?

— Не вижу иного выхода, — проронила Марилла довольно угрюмо, хотя втайне испытывала глубокое облегчение. — Впрочем, они не доставляют нам теперь так много хлопот, как прежде… или, скорее, мы привыкли к ним. Дэви стал гораздо лучше.

— Его манеры действительно стали гораздо лучше, — заметила Аня сдержанно, как будто не была готова сказать то же самое о его моральных качествах.

Накануне вечером, вернувшись домой из школы, Аня обнаружила, что Марилла ушла на собрание благотворительного общества, Дора спит на диване в кухне, а Дэви с блаженным видом сидит в стенном шкафу гостиной, поглощая содержимое большой банки. Это была банка со знаменитым вареньем из желтых слив — 'вареньем для гостей', как выражался Дэви. У него был очень виноватый вид, когда Аня неожиданно налетела на чего и решительно вымела его из шкафа.

— Дэви, разве тебе неизвестно, что ты поступаешь плохо? Ведь тебе велели никогда ничего не трогать в этом шкафу!

— Да, я знаю, что это нехорошо, — признал Дэви смущенно, — но, Аня, это сливовое варенье жутко вкусное. Я только заглянул, но оно было такое отличное на вид, что я захотел попробовать… маленькую капельку! Я сунул в него палец… — Аня застонала… — и облизал его. А оно оказалось гораздо лучше, чем я думал. Тогда я взял ложку и взялся за него.

Аня прочла ему такую проповедь на тему греха кражи сливового варенья, что Дэви был окончательно сражен угрызениями совести и со слезами раскаяния обещал никогда больше этого не делать.

— Ну да ладно, зато на небесах будет полно варенья. Это единственное утешение, — заметил он с глубоким удовлетворением.

Аня подавила улыбку в зародыше.

— Возможно… если мы этого захотим, — сказала она, — но почему ты так думаешь?

— Это из катехизиса, — объяснил Дэви снисходительно.

— Что ты! Там нет ничего подобного!

— Говорю тебе, есть, — упорствовал Дэви. — Марилла велела мне это выучить в прошлое воскресенье. 'За что мы должны любить Бога?' — 'За то, что Он создает варенье и спасает нас'[5]. «Создает» — это просто святой способ говорить 'варит'.

— Мне надо пойти выпить воды, — сказала Аня поспешно. Когда она вернулась, ей потребовалось немало времени и усилий, чтобы объяснить Дэви, что запятая в упомянутой фразе из катехизиса имеет огромное значение.

— Я так и думал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказал он наконец со вздохом разочарования. — Мне с самого начала было непонятно, где Он найдет время, чтобы варить варенье, если там один бесконечный 'священный день отдохновения и покоя', как сказано в псалме. Я не уверен, что хотел бы попасть в рай. Неужели же там, на небесах, будут сплошные дни покоя?

— Да, и дни покоя, и все другие прекрасные дни. И каждый новый будет еще прекраснее, чем предыдущий, — заверила Аня, радуясь, что нет поблизости Мариллы, которую привело бы в ужас подобное заявление.

Марилла, как, наверное, нет необходимости говорить, воспитывала близнецов в духе доброй старой теологии, не поощряющей никаких фантастических предположений и отступлений от священных текстов. Каждое воскресенье Дэви и Дора учили один псалом, один вопрос из катехизиса и два стиха из Библии. Дора училась прилежно и отвечала, как заведенная машина, и вероятно, с тем же пониманием и интересом, как если бы была ею в действительности. Дэви, напротив, отличался живой любознательностью и часто задавал вопросы, которые заставляли Мариллу с трепетом взирать на его предполагаемую участь.

— Честер Слоан говорит, что на небесах мы будем только гулять в белых платьях и играть на арфах. Он надеется, что ему не придется отправиться туда, пока он не состарится. Может быть, когда он станет стариком, ему эти занятия больше понравятся. Он думает, что носить платья — это ужасно. И я с ним согласен. Почему ангелы-мужчины не могут носить брюки? Честер Слоан очень интересуется такими вещами, потому что родители собираются сделать из него священника. Ему придется стать священником, потому что бабка оставила ему деньги, но он их не получит, пока не выучится на священника. Бабка считала, что священник — очень спектабельная вещь и неплохо иметь его в семье. Честер говорит, что ничего не имеет против, хотя он гораздо больше хотел бы стать кузнецом. Но он собирается повеселиться и погулять на славу, прежде чем сделаться священником, а то потом уж конечно веселья мало будет. А я не хочу быть священником. Я буду держать магазин, как мистер Блэр, и у меня будут кучи конфет и бананов. Впрочем, на такие небеса, как ты, Аня, описываешь, я пошел бы, если они позволят мне играть там на губной гармошке вместо арфы. Как ты думаешь, позволят?

— Да, я думаю, что позволят, если ты этого захочешь, — и это было все, что Аня решилась сказать: