– А что будет со мной? – шепотом спрашивает Алисия.

– Они отпустят тебя, – на ее лице написано облегчение. – Ты сможешь вернуться домой.

Я очень завидую ей, потому что моя борьба еще не закончилась.

Габриэль снова берет слово, когда служанки приносят ему платок.

– Теперь настало время, когда вы должны выбрать свой небесный двор. Какой бы двор вы ни выбрали, мы будем относиться к вам с уважением и исполнять каждое ваше желание. Вы ключи и вместе с этим становитесь нашим самым ценным имуществом.

Габриэль выжидающе смотрит на нас с Фелицией, но мы обе молчим. Я из-за того, что хочу остаться при дворе Люцифера, а Фелиция, вероятно, из солидарности. У нее нет поводов хотеть покинуть двор Михаэля. Там ей не сделали ничего плохого. Тем не менее я спрошу ее, не хочет ли она перейти в небесный двор Люцифера вместе со мной.

– Нам надо идти, – Люцифер оказывается рядом с Габриэлем и смотрит на меня. – Мун нужен покой. Это испытание чуть не убило ее.

Значит, погребальный костер был идеей Габриэля. Я готова была поспорить, что вдохновителем был Рафаэль. Они оба садисты и достаточно подлые для того, чтобы такое выдумать.

– Это было решающим испытанием, – отвечает не особенно впечатленный Габриэль. – Ключом жертвенности может стать лишь тот человек, который готов отдать свою жизнь за кого-то, кого он не знает. Или даже за кого-то, кого он ненавидит.

– Поэтому Нерон был там?

Габриэль надменно улыбается.

– Я ставил на то, что ты не станешь его спасать, – он пожимает плечами. – Но я ошибался. Эта ошибка стоила мне сотню таларов.

– Надеюсь, ты переживешь эту потерю.

Люцифер успокаивающе кладет руку мне на спину, а Габриэль поднимает брови.

– Я думал, что ты ключ мужества, – продолжает он объяснять. – Но когда вы обе побежали в огонь, мне пришлось пересмотреть свои взгляды. Ты удивила меня. Вы обе меня удивили, а на такое способны лишь немногие люди.

– Если бы ты нашел время поговорить с моим отцом вместо того, чтобы убивать его, ты был бы еще больше удивлен нами, людьми.

Габриэль хмурится, словно не понимая, о чем я говорю. То, что он просто так забыл моего отца и продолжает идти по людским головам, злит меня еще больше. Я бы так хотела еще сильнее расцарапать его лицо.

– Нам пора идти, – говорит Люцифер, толкая меня вперед.

– Для меня было бы честью принять тебя в своем дворе, – говорит Габриэль в ту же секунду.

Прежде чем я успеваю ответить ему на это хоть что-то, Люцифер поворачивается к нему.

– Можешь забыть об этом, – шипит он. В ответ на это Габриэль смеется так, словно знал, что Люцифер отреагирует так на это предложение.

Мы идем по коридорам, ведущим в покои Люцифера. Люц, Наама и Балам любезно подстраиваются под мою скорость передвижения.

– Мун, подожди, пожалуйста.

Кассиэль подходит к нам быстрым шагом. Люц приближается ко мне, а Балам угрожающе скрещивает руки на груди.

Кассиэль сердито смотрит на них обоих, но они и на шаг от меня не отходят.

– Мое предложение все еще актуально. Я мог бы попросить Михаэля взять тебя к нам, в четвертый небесный двор, если хочешь.

– Мун останется там, где она сейчас, – вмешивается Люц. – С нами она в безопасности.

Кассиэль смотрит ему в глаза.

– Ты можешь не сдержать свое обещание защитить ее.

– Исчезни, – рычит он в ответ. – Михаэль ее не получит, и ты тоже.

Кассиэль не отходит ни на сантиметр.

– Мы оба знаем, что ты ее разочаруешь. Лучше отпустить ее сейчас, Люцифер. Другие ангелы не позволят тебе забрать ее с собой в Эдем. Если Мун пойдет со мной, у нее останется хоть один шанс.

– У нее и с нами есть шанс. И так будет всегда, – отвечает Люцифер, взяв меня за руку.

Этот жест не остается незамеченным Кассиэлем.

– Ты не должна выбирать сейчас, – говорит он мне. – Если тебе понадобится моя помощь, я всегда готов ее оказать. Не забывай об этом, – Кассиэль уходит лишь тогда, когда я киваю.

– Почему он так хочет, чтобы я перешла во двор Михаэля? – спрашиваю я, когда он исчезает из поля зрения.

Люцифер зол и с трудом скрывает это. Сначала его спровоцировал Габриэль, а теперь еще и Кассиэль.

– Ты пережила все испытания, и ты ключ. Ты очень красивая, смелая и бесстрашная и могла бы стать для него трофеем. Весь небесный двор Михаэля бы завидовал ему.

Я молчу. Люцифер что, только что сказал, что я очень красивая? Несмотря на мои раны?

Балам, стоящий рядом со мной, откашливается.

– Отведите Мун в комнату, – требует Люц. – И усильте охрану у двери. Я не хочу, чтобы у моих братьев возникали глупые мысли.

Алессио вскакивает с дивана, когда мы заходим в салон.

– Ну и как все прошло? – спрашивает он.

– Разрешите представить, – говорит Наама, – Мун де Анджелис, ключ жертвенности.

Выражение лица Алессио сначала удивленное, затем становится испуганным, а после этого – восхищенным. Я знаю, о чем он думает.

– Ты справилась, – тихо говорит он. – Ты ключ!

Я хромаю к дивану и падаю на него. Долгая ходьба утомила меня.

– Фели – ключ мужества.

Алессио тихо вздыхает от удивления.

– Два ключа в одном испытании? – он наверняка думает о том же, о чем и я. Наш обман остался незамеченным.

– Такое у нас впервые, – Наама садится к нам. – Осталось найти только одну девушку.

– Что будет теперь? Нас будут как-то готовить к открытию?

– Нет, это всего лишь церемония. Вам надо будет сказать магические слова и ознаменовать начало новой эпохи.

– Ты имеешь в виду уничтожение людей? – самое время сказать это вслух. – Прольете ли вы на нас семь чаш гнева? – Что там написано в Откровении от Иоанна? Жуткие болезни и язвы должны преследовать людей после этого. Все существа в море умрут, потому что море, реки и источники наполнятся кровью. Солнце сожжет людей дотла своим невыносимым теплом, а затем погаснет. Реки высохнут, а величайшее в истории землетрясение уничтожит все острова и горы, пока на землю будет падать град.

– Под новой эпохой мы имеем в виду время, которое решит исход борьбы между добром и злом, – сообщает Наама с высоко поднятыми бровями. – В день Искупления людям и ангелам предстоит решить этот вопрос.

– Откуда мы можем знать, что хорошо, а что плохо? – Мои мать с отцом в своих разговорах поднимали эту тему так часто, что я уже ничего и не помню. Мне кажется, будто я сейчас вернулась в то время. Может ли добро существовать без зла, спрашивал отец у матери. И то, и другое, по его мнению, были неразделимыми элементами одного целого; если бы не было зла, мы, люди, не знали бы, что такое добро. Мать ничего не хотела слышать об