Как и во все прошлые разы, мысли об Адаме и Белом Клыке сменили попытки придумать, как помочь Янг, что сказать и сделать, чтобы она перестала казаться лишь тенью былой себя.

«Все будет хорошо»? Это было бы ложью — раны, что нанесла ей Фолл, не исцелятся сами собой, аура может лишь ускорить заживление, но не вывести его на качественно новый уровень, излечив то, что обычный человек излечить неспособен. Его собственная рука, в конце концов, так и не отросла заново.

«Я буду рядом»? Это было бы правдой: он никуда ее не отпустит, даже если она сама решит уйти. Но в том, что произошло с ней, есть и его вина — фавн забрал ее из больницы всего через пару дней после ранения, чуть ли не с боем вырвав из рук Айронвуда. Может, если бы она осталась там, врачи смогли бы как-то помочь ей? Она никогда его ни в чем не обвиняла вслух, но Браун не мог избавится от чувства вины — к уже привычному весу его грехов добавился новый, тяжелее всех остальных вместе взятых.

Или, может, ему стоит повторить те три слова, что шептал, сидя у ее постели после битвы за Бикон? «Я люблю тебя» — ведь именно это хотят услышать девушки от своих любимых? Тогда, на руинах Вейл, после всех этих смертей и потерь, по ту сторону отчаяния эти слова выходили легко и свободно. Сейчас же…

Он знал, что выглядит старше, чем есть на самом деле. Его рост, размах плеч и грубые черты лица заставляли людей думать, что он давно разменял второй десяток, а скоро разменяет и третий. Но ему было всего девятнадцать, а единственная девушка, которую он любил до Янг — выбрала другого, сразу после признания. В Атласе, куда он сбежал от Адама и Блейк, была не одна женщина — его новая команда, а особенно Хонг, хитрый беспардонный лис, подсовывали их одну за другой, с полного одобрения кандидаток — даже тогда он уже был известен как Фавн-из-стали по всему миру. В Белом Клыке много значило, сколько нулей нарисовали Королевства в награде за твою голову…

Ему вспомнилось, как они впервые встретились. Мог ли он подумать тогда, чем все закончится? Преступник и Охотница — по разные стороны закона и морали, может, и не враги — но совершенно точно чужие люди, они столкнулись в бою. Сколько с тех пор прошло — два месяца? Три?

Единственное, что у них тогда было общего — Блейк Белладонна, для него — бывший партнер, для нее — нынешний. Блейк, оставившая Белый Клык, кто была его первой любовью, втянула свою команду в противостояние с террористами — и лишь потому, что сражались они именно против Брауна, все не закончилось чьей-то смертью. Тогда, раздираемый на части между Блейк и Адамом, но все еще верящий учителю, несмотря на все сомнения, он едва ее заметил.

Он помнил и миг, когда впервые что-то шевельнулось в душе при взгляде на Янг. Это произошло на следующее утро после того, как он потерял руку. Глупая наивная девчонка лежала на спине, закинув одну ногу на низкую спинку дивана, свесив руку на пол и доверчиво подставив известному на весь мир террористу беззащитный живот, не прикрытый даже коротким топиком ее любимого оранжевого цвета. После фиаско с Блейк он решил было, что уже не сможет испытать это чувство к другой — еще одна вещь, в которой он ошибался.

— Эй, Фонарик, — тихо позвал Браун.

Запрокинув голову, он встретился с ней взглядом и пару мгновений просто смотрел в эти большие сиреневые глаза. Фавн привык видеть в них озорное веселье и искрящийся смех, иногда — каменную серьезность и непреклонную решимость… и поэтому усталость и пустота, что была в них сейчас, давили на сердце чугунной наковальней, а вина, его старая верная спутница, сжимала свою стальную хватку на горле чуть сильнее — и так было каждый раз, когда они встречались взглядом.

Вполне возможно, однажды эта хватка сожмется достаточно сильно, чтобы он потерял возможность дышать.

«Оставь это, Браун, — оборвал он себя. — Ты сам сделал этот выбор. Прими последствия»

— У меня есть подарок, — сказал он, поднимая трость повыше. — Местные специально для тебя сделали.

Отняв руку от головы фавна, она взяла в руки трость, внимательно оглядела сверху-донизу…

— Спасибо, — бледно улыбнулась она, положив трость на подоконник рядом.

…И это было все, что она сказала.

С силой сжав зубы, Браун отвел взгляд. Он надеялся, что хотя бы подарок немного расшевелит ее, но… создавалось такое впечатление, будто Фонарик просто сдалась.

Этого не могло быть — просто невозможно, чтобы Янг Сяо Лонг позволила чему-то, чему угодно, сломать себя.

Она справится. Она встанет на ноги и улыбнется ему прежней улыбкой, отмочит дурацкий каламбур или глупую шутку и скажет: «Ха, купился!»

— Знаешь… — тихо сказала блондинка, будто прочитав его мысли. — Прежняя я бы не сидела здесь. Я была бы внизу, с людьми — веселилась и танцевала, сидела в кинозале с огромным ведром попкорна и в десятый раз пересматривала любимый боевик с крутыми погонями и драками.

— Мы можем и сейчас так сделать. «Неудержимые» — любимый фильм местных киноманов.

— …Не хочу. Я знаю, что надо бы, но… просто не хочу.

Браун упрямо сжал зубы. Он не мог ошибиться в ней — только не в девушке, которая вновь вернула ему веру в то, что есть в мире люди, которым не все равно, кто не будет игнорировать голос фавнов, готов вступиться за них, сделать хоть что-то, чтобы положить конец всему этому дерьму, которое уже однажды поставило мир на грань… а сейчас сделало это снова.

Но он умел приводить людей в чувство лишь одним способом, тем, что применял к нему Адам: выживи или умри, стань сильнее или сломайся. Учитель всегда ставил все, что у него было, на один удар…

Раньше Браун уже рискнул бы, но… у него больше не было уверенности в том, что то, чему учил его Адам — правильно. Он перебирал в голове каждое его слово, урок и жест, пытаясь решить, что из всего этого было ошибкой, а что — истиной.

Почти всему, что было в жизни у Моррона Брауна, он был обязан Адаму Торусу — он забрал его из приюта, научил сражаться, познакомил с Блейк, дал цель и мечту, показал путь и способ… Браун восхищался им годами, следовал примеру, пытался подражать… но отчего-то сейчас мысль «я могу стать таким же, как Адам» вызывала скорее ужас, чем гордость.

«Она заговорила, — успокоил себя фавн. — Это первый шаг»

И в