– Слушай, Джейкоб, – вкрадчиво говорю я. – Хочешь поиграть в прятки?
Мой друг смотрит на меня. Долго смотрит. А потом вздыхает и вытягивает перед собой руки – он приглашает сыграть в «камень-ножницы-бумага».
– Победитель прячется, – говорит он, – проигравший ищет.
– Не пойдет, – говорю я. Играть в «камень-ножницы-бумага» невозможно, когда имеешь дело с телепатом. Я нащупываю в кармане монетку, вынимаю и подбрасываю.
– Решка, – выкрикивает Джейкоб, глядя на блеснувшую монету.
Я ловлю ее и кладу на тыльную сторону ладони.
Орел.
Меня охватывает облегчение. Здесь мне и так не по себе, а уж стоять в полном мраке с закрытыми глазами – нет уж, спасибо! Джейкоб, недовольно ворча, поворачивается лицом к колонне из костей и закрывает лицо руками.
– Раз, два, три… – начинает он.
А я, вместо того, чтобы бежать и прятаться, шагаю в тень и жду. Жду, что увижу какое-то движение. Свечение красных глаз на детском лице. Я нервно кусаю губы.
Джейкоб досчитал до десяти, а Тома так и не появился.
Пятнадцать.
Двадцать.
Но вот Джейкоб произносит «двадцать один», и я слышу шорох маленьких ног. Оглянувшись, я вижу Тома. Мальчуган выглядывает из-за угла, его красные глаза стали круглыми от любопытства. Меня он не видит. Зато видит Джейкоба. Он долго смотрит на него, разворачивается и скрывается в темноте.
Я следую за ним, стараясь держаться на некотором расстоянии, чтобы он не догадался о моем присутствии, но и не отстаю настолько, чтобы потерять его. Очертания его тела светятся, вокруг клубится красноватый туман.
Я крадусь за ним. Вскоре он останавливается, приседает и забирается в маленькую нишу, кости внутри которой давно рассыпались.
Тот самый уголок, о котором говорила Адель?
Я приседаю перед тайником Тома.
– Я тебя нашла, – шепчу я. Но на мгновение я будто слепну. Все, что я вижу – это тьма, тени. Неужели он сумел улизнуть?
И тут я понимаю, что Тома никуда не делся. Он там. Сидит, сложив руки и опустив на них голову.
Вот он смотрит вверх (красные глаза светятся в темноте).
И мрачно усмехается.
Я отшатываюсь назад, потрясенная злобой на детском личике. Сколько же яда в его взгляде, когда он выбирается из укрытия! Красные глаза горят так ярко, что, кажется, могут поджечь то, на что он посмотрит.
– Смотри, Тома, – говорю я, доставая фотографии.
На его лице вспыхивает такая отчаянная обида, какая бывает только у ребенка. Обманули! Предали!
Он что-то бормочет по-французски, и, хотя я не понимаю слов, его чувства можно понять. Я играла нечестно. Я жульничала.
– Тома, – повторяю я, пытаясь говорить спокойно. Потом протягиваю одну из фотографий, где он с братом, но мальчик даже не смотрит на нее. Его взгляд скользит поверх изображений, как масло по воде, и возвращается ко мне.
Внезапно он стремительно, как молния, выбрасывает вперед руку.
Решив, что он метил в меня, я взвиваюсь в воздух. Но вместо этого он ударяет по ближайшей стене, как ребенок, который ломает домик из кубиков.
Только эти кубики не падают.
От его удара они дрожат и начинают светиться красным.
Тома силен даже по ту сторону Вуали, а уж здесь он становится настоящим воплощением хаоса.
Он будто забирает энергию из самого пространства, из неупокоенных мертвецов, из столетий утрат, ужаса и скорби. Катакомбы, как живые, гнутся вокруг него, склоняются к нему. Для него это не просто огромное кладбище – это его площадка для игр.
Стены дрожат все сильнее, и что-то, похожее на дымок, просачивается между костями. Отдельные струи дыма постепенно обретают форму. Молодая пара с рюкзаками. Девочка-подросток с длинными черными волосами. Мужчина средних лет с всклокоченной бородой. Они выходят – один, второй, пятый, десятый. Духи будто проходят сквозь костяные стены, шаркают ногами, морщатся, злятся, а я отступаю, с ужасом понимая, что катакомбы никогда не были пустыми.
Они просто спали.
Моя камера взлетает вверх, указательный палец сам нажимает на кнопку вспышки. Ослепительно яркий свет дарит мне секунду.
Я поворачиваюсь и бегу во все лопатки.
Глава двадцать пятая
Поскользнувшись на мокром камне, я лечу в конец туннеля.
Но путь мне преграждает старик в лохмотьях. Я вскакиваю на ноги, сворачиваю в другой, более темный туннель, на ходу вытаскиваю цепочку с медальоном, снимаю ее через голову. И тут же наталкиваюсь на кого-то еще. Я уже вскидываю перед собой зеркало, когда знакомая рука останавливает меня.
– Джейкоб, – трясущимися руками я убираю зеркало.
Он растерянно смотрит поверх моего плеча на обступающих нас духов, на осыпающиеся кости.
– Что ты натворила? – спрашивает Джейкоб.
– Я нашла Тома, – я хватаю его за руку и тяну за собой. Впереди открытые ворота, и мы проскакиваем в них. Я даже успеваю захлопнуть за собой решетку.
– Наверх, – выдыхаю я. – Тома сейчас наверняка там. Здесь в подземелье, – добавляю я, оглянувшись на ворота, – он сильнее, чем я думала.
У меня так кружится голова, что приходится немного постоять с закрытыми глазами. Вуаль тянет из меня силы, мешает сосредоточиться.
– И какой, интересно, у нас план? – спрашивает Джейкоб. Я собираюсь ответить, как вдруг он рывком оттаскивает меня от ворот – за секунду до того, как между прутьями просовывается рука.
Какая-то женщина тянется ко мне, что-то лихорадочно шепчет по-французски. Я хватаюсь за цепочку на шее, вынимаю медальон и поворачиваю зеркало к ней.
– Смотри и слушай, узри и узнай! Вот что ты такое.
Ее глаза слегка расширяются, я просовываю руку и вытягиваю нить из ее груди. Она тает, но стены раскачиваются, выпуская все больше духов, и я понимаю: есть только один способ все это прекратить. Нужно остановить того, кто разбудил их.
Нужно остановить Тома.
– Бежим, – я хватаю Джейкоба за рукав. – Нельзя здесь оставаться.
– Но и бегать без конца тоже невозможно, – возражает Джейкоб.
– Знаю, я просто хочу выиграть немного времени.
Мы снова сворачиваем за угол, и навстречу нам из темноты выходит дух – мужчина средних лет в старинной одежде.
– Chérie, Chérie, – певуче зовет он, и я не знаю, кто такая эта Шери, но что-то в этом призраке привлекает мое внимание. И вовсе не то, что во рту у него не хватает половины зубов.
Его шапка.
В таких ходят мальчики и мужчины на картинках в старых книжках.
А еще – точно такую я видела на фотографиях, которые лежат у меня в кармане. И у меня вдруг появляется идея.
Джейкоб пятится от призрака, а я наоборот устремляюсь к нему.
– Извините, – говорю я вежливо, – можно одолжить у вас…
Мужчина рычит и хватает меня, прижимает к стене из костей, которые стучат и впиваются мне в спину. Испугавшись чуть не до обморока, я все же исхитряюсь сдернуть у него с головы кепку – а подоспевший Джейкоб нападает на призрака сзади и оттаскивает от меня.
Я сползаю по стене из костей, а Джейкоб пихает второго призрака к колонне из черепов. Кости с грохотом осыпаются,