ДАР ВО ИМЯ СПАСЕНИЯ.

   ИПЕРАТОР И КОРОЛЕВА.

   1

   Хлопнула глухо, не придерживаемая, как обычно, дверь, впустив в хату клубы белого, морозного пара. Молодой воин с мягкой, прозрачной, и не обещающей, быть густой в будущем, светлой окаймленной изморозью бородкой, ворвался в жарко натопленное, тесное из-за огромной печи посередине, помещение. Прищурился, привыкая с яркого света улицы к домашнему полумраку.

   Затянутое бычьим пузырем единственное и к тому же обледенелое окно, не позволяло зимнему яркому солнышку заглянуть внутрь. Оно, лишь светлым пятнышком расплылось по плотно пригнанным друг к другу струганным плахам пола, мазнув своим краем по грубо сколоченному, но крепкому столу и зацепив совсем чуть-чуть, покрытые волчьими и медвежьими шкурами, широкие полати напротив. Тишина и полумрак осадили его боевой порыв, и он тихо позвал - Василиса, ты дома ли?

   Василий он же Медволап. Медволап - прозвище и фамилия, доставшаяся ему от отца, из-за недюжинной силы и общей схожести в повадках с этим лесным обитателем. Сам же Василий отцу ни в чём не уступал, разве что, отличался добрым и отзывчивым нравом.

   Он осторожно, не сходя с места, заглянул за печь. Окинув взглядом ряды полок с нехитрой домашней утварью и бельём, прикрытые занавесью из плотной серой ткани.

   Внезапно за спиной, дверь вновь распахнулась, и он ощутил довольно сильный толчок, но сдвинулся лишь на пол детского шага, обычный бы человек отлетел метра на два. И сразу же прозвучал веселый женский вскрик - Вася, медвежий сын, чо ж ты встал-то, подвинься, дверь не закрыть...

   Василий отступил, сдвинувшись, и развернулся.

   На пороге стояла раскрасневшаяся с мороза Василиса, хитро улыбаясь и поблескивая капельками оттаявшей на ресницах зимней стужи. Тонкие красивые черты лица, больше бы подошедшие боярыне, чем молодой женщине выбравшей путь воина. Плотное и сильное, и в то же время, гибкое тело, не раз доказавшее свое право на меч и место в боевом строю, скрыто сейчас длинной овчинной шубой до самого пола. Руки что-то осторожно прижимают к груди, прячась в широких рукавах.

   - Василиса... - Выдохнул прерывисто воин, в высоких кожаных сапогах мехом внутрь и короткой, чуть ниже пояса меховой телогрейке, свободных, плотных кожаных красных штанах, заправленных в сапоги и мохнатом, волчьем малахае на голове.

   Они уже как год скоро, живут вместе, боярином это конечно не одобряется, но и запрета не наложено. Вот понесет женщина, тогда и разговор будет серьезным. Ведь терял боярин не только и не просто бабу, а воина. А это непростительная утрата для небольшого отряда дальней заставы, где каждый умеющий хоть мало-мальски обращаться с мечом и луком был на счету. А Василиса не просто воин, отлично владеющий мечом, а еще и великолепный, виртуозный лучник, каких и не было уж давно в местах здешних.

   - Но дело, как говориться, молодое - вздыхал боярин - тут запрещай не запрещай...

   Да и бабка травница-ведунья выручала пока, не подводила, за что и была привечена. А женщин у него в отряде было аж восемь душ. И это на двадцать мужиков. Дворовые девки не в счет, тут правила строгие, у боярыни нрав крутой. Плети и яма не лучший стимул для блуда. Деревенька, что в версте вниз по реке, тоже. Хотя... Но староста пока не жаловался. Да и что ему жаловаться, чем больше здоровых ребятишек народиться, тем лучше. Будет, кому землю пахать и будет кого, время от времени, отдавать в обучение воинскому делу в боярскую дружину. Так и сам Медволап шесть лет назад по указке старосты появился в дружине, а Василиса пришла из дальнего монастыря, жила там, училась мечному и лучному бою, но постриг принимать отказалась. И здесь , в дружине, ей пришлось доказывать, показывая свое уменье и отвагу, что воин она. И доказала. С болью, с кровью вырвала свое право называться воином.

   - Вот - выудив из-за пазухи черный комочек, протянул Василий - это... Я думаю тебе понравиться, он необычный...

   Василиса, широко раскрыв глаза и, не сводя взгляда с котенка в его руках, вынула из рукава точно такой же и протянула Василию - а это тебе...

   Медвелап сделал еще шаг назад и уперся спиной в печь. Глаза подруги лучились веселой улыбкой.

   - Вот гад, а говорил, что таких больше нет и не будет нигде на свете... - проговорила она смешливо и напевно.

   Василий рванулся к двери - Да я ему...

   Но женщина остановила Медвелапа, крепко ухватив за рукав.

   - Пусть его Вася, да и где теперь искать его, волхва того.

   Василий не вырывался, смиренно опустился на лавку у стола, скинул в угол полушубок, стянул малахай. По лицу уже бежали тоненькие струйки пота - уффф - отер он лицо рукавом холщовой рубахи - ну, и натопила ты сегодня, Василисушка...

   Женщина, аккуратно повесила на колышек, вбитый в стену, брошенный полушубок, пристроила рядом свою шубу и, раскачивая, то одной, то другой ногой, сбросила высокие валенки. Поправила ладно пригнанные по фигуре, совсем не мужской, легкие тонкие войлочные штаны и расшитую серебром, в затейливый узор, войлочную же жилетку.

   - А я от травницы иду - она ласково поглаживала, склонившись над уложенными рядышком, черными урчащими комочками - а он стоит на тропинке в балахоне одном, в такой-то мороз, и смотрит так строго. Я подошла, он и говорит - подарок вот сделай Василию своему, Медвелапу, ему понравится, только не показывайте его никому несколько месяцев. Как подрастет, потом можно. А пока молочком поите, да немножко сырого мясца давайте - и исчез, как и не было. Чудеса...

   - А ко мне он на ярмарке подошел и то же самое сказал... Гад.

   - Да не ругайся, ты, Васенька, будет у нас два котенка, раз других котят не будет.... Никогда...

   Она огорченно вздохнула, но, тут же, взяла себя в руки, сама выбрала свой путь, а то, что полюбила, так что ж.... Вася понимает, он умный и тоже любит ее. И он воин. Вместе клятву кровавую боярину приносили. И изменить ей, грех смертный. Да и не простит боярин, запорит, как есть запорит.

   - Посмотри Вася, какие они забавные, глазки человеческие и рожки маленькие рядом с ушками. Василий тоже склонился над топчаном рядом с любимой. И в страхе отпрянул, неистово крестясь - свят, свят... Нечистые это Василиса, нечистые, сжечь, сжечь и не сказывать никому...

   Василиса неистово вскинула взор на друга и, вдруг, тихим шепотом со злобой проговорила - а мы Василий чистые? Живем в блуде и