В это время Вера Николаевна звонила Зиминым. Докладывала «обстановку». Просила советов.
Миша, прослушав всё, ответил:
– Похоже, Юра сам не знает, что его ждёт в Новый год и что ему самому нужно… Может, вытащишь его к нам с собой? 31-го? Уговоришь?..
…Ночью с мороза Плуготаренко въехал в свой подъезд. По пандусу поднялся к квартире, достал ключи. Сверху по лестнице спускалась Наталья Ивашова. В пальто, в песцовой шапке. Прошла мимо не поздоровавшись, даже не кивнув. «Здороваться надо! Эй!» – с досадой крикнул ей вслед Плуготаренко. Она хлопнула подъездной дверью. Через какое-то время вернулась в подъезд. С синим тяжёлым баулом скорой помощи. И опять прошла мимо. Теперь к квартире Мякишевых, где её в дверях встречала Зоя. Почти сразу оттуда выглянул Колька. Увидев дядю Юру, подмигнул. На цыпочках покрался на улицу. Во взрослой душегрейке, в бумажных своих колготках, с писюнчиком наружу. Прикладывал к губам палец. Дескать, молчите, дядя Юра! Потихоньку открыл подъездную дверь в мороз и растаял в нём… Плуготаренко проснулся, шамкая пересохшим ртом…
В другой подъезд, на улице Льва Толстого, он въехал наяву. Ровно в десять часов вечера. 31-го декабря 98-го года.
На этот раз по случаю Нового года ввернули лампочку – в подъезде было светло.
У заветной двери Плуготаренко достал из сумки коляски цветы, наглухо обёрнутые газетой, высвободил их. Взбодрил. Три крупные бордовые розы.
Потянулся, позвонил. В добавление к звонку стуканул костяшками пальцев в косяк. Этаким игривым парольчиком:
– Тук-ту-ту-тук!
Дверь открылась.
– С наступающим вас Новым годом, Наталья Фёдоровна!
Протянул через порог цветы. И словно был вдёрнут внутрь.
<p>
<a name="TOC_id20258605" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20258608"></a>6
Точно впервые попав в эту квартиру, он оглядывался. Он был в бостоновом угольного цвета костюме, белой рубашке и галстуке. На ногах – лаковые штиблеты.
Она носила угощения. Его бутылка шампанского уже торчала в центре стола, напоминая бельмастый дневной маяк.
С понтами, побалтывая, он взял эту бутылку в руки с намерением открыть. Она сказала, что рано, в двенадцать, пока лучше вина. Ну что ж, вина так вина.
Тоже не без понта, вино он наливал, красиво подкручивая бутылку. Чтобы не пролить на белую полотняную скатерть ни капли. Он знал своё дело.
Он поднял бокал. Он предложил выпить за 1998-ой год. Он сказал, что год этот уходящий был для него знаменательным. Пусть это не покажется вам напыщенным, романсовым – я встретил Вас. И всё былое. В душе моей. Так сказать. Угасло не совсем. Вы пришли ко мне с пособием в первый раз 23-го февраля. В день всех мужчин, Наталья Фёдоровна! Я запомню этот день навсегда! Я… я… В голосе его вдруг появились высокие плаксивые ноты. Она думала, что он заплачет. Но он овладел собой и закончил достойно. Я счастлив, что встретился с вами. Я пью этот первый бокал за вас, Наталья Фёдоровна! Он чокнулся и маханул почти полный бокал вина враз.
Однако – лихо.
Она смотрела, как он сосредоточенно ест рыбный пирог, видимо, мало понимая, что именно ест, и невольно думала, как он будет управляться с туалетом, с нуждой, если его приспичит. Ванная маленькая. Ведь он может не влезть с коляской туда. Но Плуг меньше всего думал об этом, уже без всякой понтярской подкрутки набулькал в бокалы и опять поднял свой. Большой рукав его шёлковой белой рубахи, схваченный старомодной отцовской резинкой, свисал. Вроде свисшего пока что паруса.
На этот раз он говорил с некими намёками. О судьбе, которая порой сводит двух людей случайно. Женщину и мужчину. Что всё в жизни случайно и в то же время закономерно. И дико глянув на неё, закончил – ваше здоровье, Наталья Фёдоровна! И опять махнул почти полный. Получалось, второй уже. Не многовато ли для начала? Ведь до двенадцати ещё целых полтора часа. Наталья отпивала только чуть. Старалась подложить больше еды гостю. Добавляла винегрету. На отдельную тарелочку холодца. Попробуйте вот это, Юрий Иванович! Но тот всё так же мрачно думал и жевал пирог.
В телевизоре среди новогодних шаров и звёзд он вдруг увидел Поэта. Сильно высохший, в чём только душа, но в плечистом пиджачище своём – Поэт смахивал на упорного, какого-то фанатичного долгожителя, который давно оставил всех своих соперников за горизонтом. Читая стихи, длинной тощей рукой Поэт всё так же отчаянно давал «кр-ругаля». Она тоже удивилась. Сколько же ему лет? Да кто ж его знает, ответил Плуготаренко. Точно жалел уже и Поэта, и себя самого. Забыто держал в руке большую утиную лапу, как какой-то посторонний предмет. Курительный чубук, к примеру. Отложил его. Вытер руку салфеткой. Перед Натальей сидел Плуготаренко прежних лет своих. Не теперешний. Наталья терпеливо ждала. Когда он вернётся назад. Сюда, в комнату.
Он снова налил. И опять себе полный. И только после этого его, что называется, «отпустило». Он захихикал. Он опять заразмахивал руками. Радостный, он словно помчался вниз по сумасшедшей своей, смеющейся речке:
…Наталья Фёдоровна, хихихи. Представляете – встаёт сам редактор Уставщиков с бокалом в руке и говорит всем сидящим за столом: «наш талантливый друг». «У которого всё впереди». Представляете? И все тянутся ко мне с бокалами и тоже несут подобную графоманскую чепуху: «Наш первый голубь, вылетевший из гнезда». «Его первый полёт», хихи. (Лучше бы, наверное – «первый помёт», хих-хих-хих.) «Наш голубь встал на крыло» хихихи. (Между нами, «на крыло встают» – утки, ха-ах-хах-хах».) И прочую чушь… Но. Но приятно, Наталья Фёдоровна. И вам, и вам спасибо за поздравление. Я думал, как с телефоном будет, ну так же, и вообще, в общем, понимаете? но я ошибся, вам буклет понравился, и я рад этому, очень рад. В следующий раз, как пошлют ещё, ваши снимки будут первыми. Уж я постараюсь, хихихихи, Наталья Фёдоровна…
Он махнул вдруг рюмку водки. По-быстрому закусил и перекинулся на второй свой подарок. Всё так же хихикая через слово-два, он погнал уже о книге «Господин Фицек», нагнувшись со стула и выхватив её из сумки коляски. Зачем-то объяснял, что купил книгу очень давно. Ещё когда учился в десятом классе, Наталья Фёдоровна. Уверен, что она вам понравится. Я несколько раз перечитывал. До боли жалкий, глупый, смешной маленький человечек в ней. Господин в кавыках Фицек. Кустарь-одиночка, сапожник. Обременённый большим семейством. Громадной корзиной, из которой всё
