Эпилог

Они похоронили Францишека на рассвете под пристальным взглядом Живых гор, прямо за огромными деревянными воротами, в двух шагах от поместья, где он родился, поместья, которое ему так и не удалось увидеть до самой смерти.

Они вышли из-под крыши деревянной церкви и понесли гроб на плечах. Они шли вниз по извилистым улочкам, пока снег рассыпался под их ногами, словно пыль, а из окон домов наблюдали горные жители. И тогда пришли домовики. В черных ботинках, белых рубашках и юбках с зеленой вышивкой; оторвавшись от мытья посуды, кормления лошадей и сбора сушеных трав. Из-за домов появились волки, и топот их лап напоминал мерный стук дождя.

Вскоре все они стояли на холодном воздухе, спиной к деревянным воротам, лицом обращенные к горам. Лукаш был окружен своими братьями, на каждом из которых был черный мундир Воронов. Девять братьев. Драконья бригада. Девять черных фигур на фоне белых рубашек, блузок и вышитых цветов, девять теней в солнечное утро. Девять черных лошадей стояли у простирающихся вдаль холмов. Никто из фотографов не присутствовал на этом собрании Волчьих Лордов. Никто не давал интервью.

Когда все молитвы были произнесены, горный народ и солдаты перекрестились, как один.

– Все мы упокоимся в тени гор, – закончил Лорд Тадеуш Старший – внушительный человек с седой бородой, в кольчуге, обитой мехом фаустиана. – Благословленные волками.

Ответом ему послужил дружный вой, наполнивший все пространство вокруг них, просочившийся сквозь их кожу и эхом отразившийся в их венах.

– Когда волк воет днем, – прошептала Фелка на ухо Рен, – он воздает последние почести Волчьему Лорду.

Рен не ответила. Они с Фелкой стояли позади толпы, с Якубом и его дочерью. Они стали единственными посторонними, удостоившимися приглашения, но очень маленькая, очень эгоистичная часть Рен хотела, чтобы Волчьи Лорды не были такими щедрыми. Улицы напоминали ей о том, что Лукаш чуть не умер, братья Смокуви напоминали ей об окровавленном теле Францишека, а свежий прохладный воздух напоминал ей о стекле, звездном свете и песнях домовиков.

Кто-то сжал ее руку, и Рен поняла, что это была Фелка. Только тогда девушка осознала, что по ее щекам льются слезы.

С расстояния она наблюдала, как Францишека погребли в горах, которые звали его обратно. Они смотрели издалека, как каждый из молодых Волчьих Лордов подходит к могиле, чтобы попрощаться со своим братом.

Лукаш наклонился и положил что-то в могилу. Золото блеснуло в его руке, и Рен зажмурилась, надеясь отогнать слезы. Лукаш, изможденный, поднялся, но его глаза оставались сухими.

Лукаш решил сделать брату прощальный подарок. Леший отлил стекло и сделал оправу из расплавленной чешуи дракона. Очки для ученого, погибшего на войне.

После этого Фелка и Якуб увели Аню исследовать горы вместе с Чарном. Братья последовали за своими родителями в поместье, и, хотя Лукаш пригласил Рен, она отказалась.

– Они не будут возражать, – сказал он почти умоляюще. В ярком солнечном свете он выглядел совершенно по-другому: свежевыбритый, с постриженными волосами, аккуратно убранными назад под армейскую фуражку. – Ты часть семьи, Рен.

Она покачала головой и поправила воротник Лукаша, хотя это было лишним. Она гадала, бывала ли раньше эта форма в таком же идеальном состоянии, как сейчас.

– Вам нужно побыть вместе, – прошептала она.

Скорбящие расступались перед ними, как море. Они держались на небольшом расстоянии, но в их голубых глазах блестел скрытый интерес. Самый молодой Волчий Лорд был еще ребенком, когда они видели его в последний раз. А Рен… Рен для них даже не существовала.

– Мои братья… я… – Он не смог закончить и начал снова: – Дело в моих… дело в моих родителях. Мне было четыре года, Рен. Я их не знаю. Они не знают меня.

Лукаш снова посмотрел на поместье. Плотно застегнутый мундир скрывал шрамы от когтей мавки, а на раненое плечо был накинут меховой плащ. Мех фаустиана ловил блики солнца, сверкающие на черном.

– Я знаю, – сказала Рен, думая о своих родителях. – Я знаю. Но чем дольше держаться на расстоянии, тем труднее будет потом. У тебя есть второй шанс, Лукаш. Если бы у нас был такой шанс с Ришем или Францишеком, мы бы воспользовались им без промедления. Не потрать его впустую.

– Я не знаю, смогу ли.

Рен улыбнулась. Она тоже не могла этого знать, но улыбнулась своей легкой, хитрой улыбкой, которую он так любил. Это была та самая улыбка, которая оставалась на ее лице под слоями грязи, в обрамлении спутанных волос. Та самая улыбка, которая всегда появлялась на ее губах перед тем, как она обнажала клыки.

– Ты убил фаустиана, когда тебе было четырнадцать, – прошептала Рен, обхватив его лицо своими изящными руками. – Ты пережил русалок и мавок, заключил сделки с лешим и Бабой-ягой. Ты обманул саму смерть. И ты заставил меня влюбиться в тебя. – Ее голос стал очень мягким. – Ты заставил меня влюбиться, хотя я собиралась тебя ненавидеть. У тебя все получится.

Лукаш убрал руки девушки со своего лица, чтобы поцеловать ее ладони, но Рен даже не подозревала, что в глубине души он скучает по тем временам, когда у нее под ногтями была грязь.

Позже Рен бродила по улицам Зала Смокуви, впервые чувствуя себя потерянной.

Она знала, что на примирение с матерью уйдет время. Что ей еще предстоит как следует познакомиться с отцом, которого, как оказалось, звали Эмиль. Что она не скоро перестанет вздрагивать каждый раз, когда дракон пролетает над ее головой, а ее слова звучат у нее в голове.

Она была не уверена, что когда-либо примирится со смертью Риша. Для этого понадобилось бы нечто большее, чем время.