Хейзел настороженно посмотрела на меня:
– Ты же должен был выздороветь. Ничего не понимаю.
– Лавиния, можно мне жвачку? – попросил я.
– Ты серьезно? – Лавиния порылась в кармане и протянула мне пластинку.
– Ты дурно на меня влияешь.
Негнущимися пальцами мне удалось развернуть жвачку и закинуть ее в рот. Она оказалась приторно сладкой. И розовой на вкус. Но это было куда лучше, чем кислый привкус яда, стоящий у меня в горле. Я принялся жевать, радуясь возможности сосредоточиться на чем-то, кроме мыслей о костяных пальцах Тарквиния, которые одним движением прожигают мои внутренности мучительным огнем. И что он там говорил про Сивиллу… Нет. Сейчас я не мог об этом думать.
Через несколько сотен мучительных ярдов мы вышли к небольшому ручью.
– Уже недалеко, – сказала Лавиния.
Хейзел оглянулась:
– За нами с десяток преследователей, и они быстро приближаются.
Я ничего не слышал и не видел, но верил Хейзел на слово:
– Идите. Я вас задерживаю.
– Ни за что, – отрезала Мэг.
– Держи Аполлона. – Лавиния передала меня Мэг словно мешок с продуктами. – Переходите через ручей и поднимайтесь вон на тот холм. Оттуда увидите Лагерь Юпитера.
Мэг поправила перепачканные очки:
– А ты?
– Я отвлеку их. – Лавиния погладила манубаллисту.
– Ужасная идея, – сказал я.
– В этом вся я, – ответила Лавиния.
Не знаю, что она имела в виду: что она отвлекает врагов или что придумывает ужасные идеи.
– Она права, – решила Хейзел. – Будь осторожна, легионер. Встретимся в лагере.
Лавиния кивнула и побежала в лес.
– Ты уверена, что это разумно? – спросил я Хейзел.
– Нет, – призналась она. – Но что бы Лавиния ни делала, она всегда возвращается без единой царапины. А нам сейчас нужно отвести тебя домой.
18
Готовим с Праньялом
Мокричник и тертый рог
Зомби-жаркое без спешки
Дом. Какое прекрасное слово.
Я понятия не имею, что оно значит, но звучит оно приятно.
Очевидно, на обратном пути в лагерь мой разум отделился от тела. Я не помнил, как потерял сознание. Не помнил, как мы добрались до долины. Но в какой-то момент мое сознание увлекло куда-то в даль как наполненный гелием шарик.
Я видел сон о доме. Был ли он у меня хоть когда-то?
Родился я на Делосе, но так случилось лишь потому, что моя беременная мать Лето вынуждена была бежать туда от гнева Геры. Остров стал убежищем и для нас с сестрой, но я никогда не чувствовал себя там дома: с тем же успехом ребенок, рожденный на пути в больницу, мог считать домом заднее сиденье такси.
Гора Олимп? У меня был там дворец. Я бывал там по праздникам. Но Олимп всегда казался мне местом, где жили отец с мачехой.
Солнечный дворец? Старое пристанище Гелиоса. Я просто сделал там ремонт.
Даже Дельфы, мой величайший Оракул, изначально были логовом Пифона. И как ни старайся, запах старой змеиной кожи из вулканической пещеры ничем не выведешь.
Увы, за всю жизнь в четыре с лишним тысячи лет все моменты, когда я чувствовал себя как дома, случились за последние месяцы: когда я жил в домике со своими детьми-полубогами в Лагере полукровок; когда сидел за столом на Станции вместе с Эмми, Джо, Джорджиной, Лео и Калипсо и резал овощи к обеду; в Цистерне в Палм-Спрингс вместе с Мэг, Гроувером, Мелли, тренером Хеджем и колючими дриадами-кактусами; и вот теперь в Лагере Юпитера, где встревоженные, убитые горем римляне, несмотря на множество собственных проблем, несмотря на то, что я всегда несу с собой страдания и несчастья, приняли меня с уважением, поселили в комнате над кофейней и обеспечили одеждой из постельного белья.
В этих местах я чувствовал себя дома. Другой вопрос – заслужил ли я право считать их своим домом.
Мне хотелось подольше задержаться в хороших воспоминаниях. Я думал, что, возможно, умираю: лежу в коме где-нибудь среди леса, пока по венам распространяется впрыснутый гулем яд. И лучше уж пусть мои последние мысли будут хорошими.
Но мой мозг решил иначе.
Я оказался в Дельфийской пещере.
Рядом в темноте, в рыжевато-желтом дыму, двигалась хорошо знакомая мне фигура – Пифон, похожий на самого огромного и самого мерзкого в мире варана. Он источал отвратительный запах, и эта вонь причиняла мне физические страдания, сжимая легкие и выжигая носовые пазухи. Его глаза, как два фонаря, смотрели на меня сквозь сернистые испарения.
– Думаешь, они что-то значат? – От его гулкого голоса у меня застучали зубы. – Твои маленькие победы? Думаешь, тебе это что-то даст?
Говорить я не мог. Во рту по-прежнему стоял привкус жвачки. Я был рад этой приторной сладости, напоминающей, что за стенами пещеры ужасов существует целый мир.
Пифон подполз ближе. Я хотел выхватить лук, но руки меня не слушались.
– Ничего, – сказал он. – Те, кого ты погубил и погубишь, не важны. Даже если ты выиграешь все битвы, войну ты все равно проиграешь. Ты как всегда не понимаешь, что на самом деле на кону. Предстань передо мной – и умрешь. – Он раскрыл огромную пасть, и под змеиными губами сверкнули зубы.
– ОХ! – Я резко открыл глаза. Руки и ноги у меня дернулись.
– Отлично, – сказал кто-то. – Ты очнулся.
Я лежал на земле в каком-то деревянном доме вроде… ах да, конюшня. В нос ударил запах сена и конского навоза. Попона из мешковины колола спину. Надо мной склонились две незнакомые физиономии. Одна принадлежала симпатичному юноше, черные волосы которого спадали на широкий лоб и почти полностью закрывали его. Вторая – единорогу. Его морда блестела от слизи. Не мигая, он смотрел на меня огромными голубыми глазами как на мешок вкуснейшего овса. На рог его была надета крутящаяся терка с ручкой.
– Ох! – снова вырвалось у меня.
– Успокойся, дурень, – раздался голос Мэг откуда-то слева. – Ты у друзей.
Я ее не видел. Периферическое зрение вернулось ко мне не еще до конца: с боков все было розовым и раслывчатым.
Слабой рукой я указал на единорога:
– Терка.
– Да, – кивнул милый юноша. – Так проще всего посыпать рану стружкой единорожьего рога. Бастер не возражает. Правда, Бастер?
Единорог Бастер продолжал смотреть на меня. Я даже заподозрил, что он ненастоящий и ребята просто прикатили его в конюшню как реквизит.
– Меня зовут Праньял, – продолжал юноша. – Главный целитель легиона. Лечил тебя, когда ты только прибыл в лагерь, но тогда мы не познакомились, потому что ты был без сознания. Я сын Асклепия. Получается, ты мой дедушка.
Я застонал:
– Только не зови меня дедушкой. Мне и так плохо. А… а с остальными все в порядке? Как Лавиния? Хейзел?
Передо мной появилась Мэг. Очки у нее были чистые, волосы вымыты, к тому же она переоделась, а значит, я отключился надолго.
– Со всеми все хорошо. Лавиния вернулась сразу после