На террасе появился второй человек. Бряцая доспехами и тяжело дыша, решительным шагом вошел коренастый воин. Лицо его скрывал шлем преторианского гвардейца.

Преклонив колено перед молодым мужчиной, он сказал:

– Все исполнено, принцепс.

– На этот раз наверняка? – прозвучал молодой резкий голос. – Мне больше не нужны сюрпризы.

Претор поперхнулся:

– Не сомневайтесь, принцепс.

Стражник вытянул вперед большие волосатые руки. В лунном свете блеснули кровавые царапины, словно чьи-то пальцы в отчаянии пытались разодрать его плоть.

– Чем ты его? – в голосе молодого человека звучало восхищение.

– Его подушкой, – ответил здоровяк. – Так было проще всего.

Молодой человек рассмеялся:

– Старый боров это заслужил. Я годами ждал его смерти, наконец он сыграл в ситулу, и у него хватит наглости выжить?! Нет уж. Завтра в Риме наступит прекрасное будущее.

Он сделал шаг, и лунный свет озарил его лицо – я знал его, но все бы отдал, лишь бы никогда его не видеть.

Это был худощавый и угловатый молодой человек, красивый на свой манер, только вот уши слишком оттопыривались. У него была коварная улыбка и добрые глаза барракуды.

Даже если ты не понял, кто он, любезный читатель, я уверен: ты с ним встречался. Это он тот школьный задира, который всегда выходит сухим из воды; тот, кто устраивает самые жесткие приколы, заставляет других выполнять за него грязную работу и умудряется оставаться ангелом в глазах учителей. Это он тот мальчишка, что отрывает лапки насекомым и мучает бродячих животных, но при этом смеется с неподдельной радостью – и вот ты уже почти поверил, что всё это лишь невинные шалости. Это он тот парень, который в храме крадет деньги с блюда для пожертвований, хотя местные старушки искренне считают его «таким приятным юношей».

Он именно такой человек, именно такой злодей.

И сегодня он приобрел новое имя, которое не предвещало Риму ничего хорошего.

Преторианец склонил голову:

– Славься, Цезарь!

Когда я проснулся, меня трясло.

– Как раз вовремя, – сказал Гроувер.

Я сел. В голове стучало. Во рту будто стрикс сдох.

Я лежал под навесом из синей полиэтиленовой пленки, прикрепленной к склону холма. Под нами была пустыня. Солнце клонилось к закату. Рядом спала Мэг, свернувшись в клубочек и положив руку мне на запястье. Это было мило, если бы я не знал, где перед этим побывали ее пальцы. (Подсказка: у нее в носу.)

Гроувер сидел неподалеку на здоровенном камне и пил воду из фляжки. Вид у него был усталый – значит, все то время, что мы спали, он нас охранял.

– Я вырубился? – спросил я.

Он бросил мне фляжку:

– Я-то думал, это я соня. Ты продрых несколько часов.

Я сделал глоток воды и потер глаза, мечтая стереть из памяти недавние видения: прикованная женщина в горящей комнате, ловушка для Аполлона, новый цезарь с дивной улыбкой юного социопата.

«Не думай об этом, – сказал я себе. – Не все сны сбываются».

И тут же добавил: «Да, только дурные. Как эти».

Я перевел взгляд на храпящую под навесом Мэг. На ноге у нее была свежая повязка, поверх изорванного платья надета чистая футболка. Я попытался отнять у нее руку, но она только сильнее в нее вцепилась.

– С ней всё нормально, – заверил меня Гроувер. – По крайней мере физически. Как только мы устроили тебя, она тут же уснула. – Он нахмурился. – Правда, она не хотела здесь оставаться. Место ей не понравилось. Порывалась убежать. Я испугался, не сиганет ли она обратно в Лабиринт, но потом убедил ее, что сначала нужно отдохнуть. Немного поиграл, чтобы она успокоилась.

Я огляделся, пытаясь понять, что же так расстроило Мэг.

Местность вокруг была едва ли симпатичнее Марса. (Я сейчас о планете, а не о боге, хотя и ту, и другого приятными не назовешь.)

Долину окружали выжженные солнцем охровые горы, яркими пятнами выделялись неестественно зеленые поля для гольфа, неподалеку зияли пыльные бесплодные пустыри и тянулись ряды домиков с белыми оштукатуренными стенами, красной черепицей на крышах и голубыми бассейнами во дворах. Вдоль улиц торчали пальмы без листьев – словно нитки в растрепанных швах. Асфальт на автостоянках блестел от жары. В воздухе висела бурая дымка, отчего казалось, что долина залита водянистым соусом.

– Палм-Спрингс, – понял я.

Я неплохо знал этот город в 1950-е годы. Точно помню, как устраивал вечеринку с Фрэнком Синатрой рядом вон с тем полем для гольфа – но теперь казалось, что это было в прошлой жизни. Наверное, потому, что так оно и было.

Теперь всё здесь было не таким уж приветливым: стояла ранняя весна, наступал вечер, но жара была невыносимой, было слишком душно и в воздухе пахло чем-то едким. Что-то здесь было не так, но непонятно, что именно.

Я огляделся: мы были на вершине холма; на западе, у нас за спиной, расстилалась дикая природа Сан-Хасинто, на востоке, под нами, раскинулся Палм-Спрингс. Внизу холм огибала гравийная дорога, по ней, проехав полмили, можно было добраться до ближайшего района, – но очевидно, в прошлом на нашем холме были куда более внушительные постройки.

На каменистом склоне возвышалось с полдюжины занесенных песком пустых кирпичных цилиндров диаметром примерно футов по тридцать, похожих на развалины сахарного завода. Они отличались по высоте и степени сохранности, но их верхушки находились вровень друг с другом, и я предположил, что перед нами гигантские сваи, служившие основанием для какого-то строения. Судя по усеивающим склон обломкам – осколкам стекла, обугленным доскам, почерневшим склеившимся кирпичам, – можно было предположить, что это строение сгорело много лет назад.

И тут я понял: из Лабиринта мы выбрались, по всей видимости, через один из этих цилиндров.

Я повернулся к Гроуверу.

– А что со стриксами?

Он покачал головой:

– Если кто из них и выжил, на дневной свет они не сунутся, даже если сумеют пробраться сквозь землянику: растения заполонили весь колодец, – он указал на дальний кирпичный цилиндр, откуда мы, наверное, и вылезли. – И вход, и выход здесь теперь заблокированы.

– Но… – я указал на руины, – ведь не это твоя база?

Я надеялся, что он скажет: «Нет, что ты, наша база вон в том милом домике с бассейном олимпийского размера, рядом с пятнадцатой лункой!» Однако ему хватило наглости радостно заявить:

– Да, это она. Здесь такая сильная природная энергия. Идеальное убежище. Чувствуешь жизненную силу?

Я взял обугленный кирпич:

– Жизненную силу?

– Вот увидишь, – Гроувер снял шапку и почесал между рогами, – когда такое творится, дриадам приходится спать до заката. Только так им удается выжить. Но скоро они проснутся.

Когда такое творится.

Я посмотрел на запад. Солнце только что зашло за горы. Небо было окрашено в насыщенные тона красного и черного, словно мы были в Мордоре[8], а не в Южной Калифорнии.

– А что случилось? – спросил я, не уверенный, что хочу услышать ответ.

Гроувер устремил печальный взгляд вдаль:

– Ты не смотришь новости? Крупнейшие лесные пожары в истории штата. А еще засуха,