26

Снимаю шляпу перед

Великолепной слонихой

Будем дружить, лады?

Я наложил стрелу на тетиву и выстрелил в цепь.

В большинстве случаев моим первым порывом было стрелять. И обычно это оказывалось правильным. (Если не считать того раза, когда Гермес ворвался ко мне в уборную без стука. И да, я всегда держу лук под рукой, когда сижу на унитазе. А что такого?)

Но на этот раз мысль была неудачной. Персик так вертелся и качался, что стрела пролетела мимо цели и поразила какую-то блеммию на трибунах.

– Стой! – завопила Мэг. – Ты попадешь в Персика!

Император рассмеялся:

– Будет жаль, ведь ему предстоит сгореть заживо!

Коммод выпрыгнул из своей ложи и приземлился на гоночный трек. Мэг занесла меч, приготовившись к нападению, но наемники на трибунах подняли винтовки. Не важно, что снайперы были от меня в пятидесяти ярдах, ведь у них на мушке был кое-кто столь же важный, как… ну да, как я. У меня на груди задрожала стайка красных лазерных точек.

– Спокойно, Мэг, – проговорил император, указывая на меня. – Моя игра – мои правила. Если ты, конечно, не хочешь лишиться обоих друзей на генеральной репетиции.

Мэг подняла один меч, затем другой, взвешивая их как «за» и «против». Она была слишком далеко, и я не мог разглядеть ее лица, но чувствовал ее мучения. Как же часто мне приходилось стоять перед подобным выбором! Кого уничтожить: троянцев или греков? Заигрывать ли мне с Охотницами сестры, которые могут отвесить пощечину, или с Бритомартидой, которая может и взорвать? Такие решения многое говорят о нас.

Пока Мэг мучилась выбором, механики в тогах выкатили на трек еще один болид – ярко-пурпурную машину с цифрой «1» на капоте. Из крыши у нее торчал тонкий стержень высотой около двадцати футов, наверху которого было что-то намотано.

Моей первой мыслью было: зачем Коммоду понадобилась такая большая антенна? Затем я снова взглянул на болтающегося в воздухе карпоса. В свете прожекторов Персик блестел, как будто был вымазан в жире. К ногам его, обычно босым, сейчас были привязаны куски крупной наждачной бумаги, как та, что бывает с боков спичечного коробка.

Внутри у меня все сжалось. Антенна на машине была никакой не антенной. Это была гигантская спичка, длины которой как раз хватило бы, чтобы чиркнуть о ноги Персика.

– После того как я сяду в машину, – объявил Коммод, – мои наемники не станут вмешиваться. Мэг, можешь попробовать остановить меня любым способом! Я проеду один круг, подожгу твоего друга, а затем вернусь обратно и раздавлю вас с Аполлоном. Как я понял, это называется круг почета!

Толпа радостно заревела. Коммод запрыгнул в машину. Его механики кинулись врассыпную, и болид рванулся с места в облаке дыма.

Сердце у меня в груди медленно качало кровь, вязкую, как оливковое масло холодного отжима. Сколько времени нужно машине, чтобы проехать полный круг? Какие-то секунды. Я подозревал, что пробить ветровое стекло болида стрелой у меня не получится. Коммод не дал бы мне такого шанса. У меня не было времени даже на то, чтобы сыграть достойный рифф на укулеле.

Тем временем Мэг подвела своего страуса к тому месту, над которым качался карпос. Она забралась на спину птице (задачка не из легких) и тянулась изо всех сил, но Персик был слишком высоко.

– Превратись во фрукт! – крикнула ему Мэг. – Исчезни!

– Персики! – взвыл Персик, что, по всей видимости, значило: «Думаешь, я бы так не сделал, если бы мог?»

Наверное, веревки какими-то чарами не давали карпосу изменить форму, вынуждая его оставаться в нынешнем облике. Все в точности как со мной, ведь мою прекрасную божественную сущность Зевс втиснул в жалкое тело Лестера Пападопулоса. Впервые в жизни я почувствовал родство с демоническим младенцем в подгузнике.

Коммод уже проехал половину пути. Он мог бы двигаться быстрее, но то и дело сворачивал, чтобы помахать в камеру. Остальные болиды остановились, пропуская его, и я недоумевал: знают ли водители, в чем смысл гонок?

Мэг спрыгнула со спины страуса, схватилась за перекладину ворот и начала карабкаться вверх, но я понимал, что она не успеет помочь карпосу.

Пурпурная машина повернула к очковой зоне. Если Коммод ускорится на финишной прямой, все будет кончено. Если бы я только мог перегородить ему путь чем-то большим и тяжелым!

«Погодите-ка! – промелькнуло в моем гениальном мозгу. – Я ведь сижу на слоне».

У основания здоровенного шлема было выгравировано «ЛИВИЯ». Я предположил, что это имя слонихи.

Наклонившись вперед, я спросил:

– Ливия, дорогая, не желаешь ли растоптать императора?

Она затрубила, впервые проявляя энтузиазм. Я знал, что слоны умные, но ее желание помочь удивило меня. Что-то мне подсказывало, что Коммод ужасно с ней обращался и теперь она хотела его смерти. Это, по крайней мере, объединяло нас с ней.

Ливия побежала к треку, расталкивая других животных и сметая гладиаторов с пути хоботом.

– Хорошая слониха! – кричал я. – Великолепная слониха!

Трон Памяти подскакивал у меня за спиной, грозя вот-вот вырваться из петель. Я истратил все стрелы (кроме дурацкой говорящей) на боевых страусов, огнедышащих лошадей, циклопов и киноцефалов. Поэтому я схватил боевой укулеле и заиграл сигнал «К АТАКЕ»!

Ливия мчалась по центру трассы навстречу пурпурному болиду. Коммод вел машину прямо на нас, его улыбающееся лицо было на всех мониторах стадиона. Перспектива лобового столкновения его, похоже, обрадовала.

А меня не очень. Убить Коммода было не так-то просто. А меня и мою слониху – вполне, к тому же я не знал, насколько прочна кольчуга Ливии. Я надеялся, что мы заставим Коммода съехать с дороги, но я должен был понимать, что он ни за что не свернет первым. На нем