– Аполлон, – зашипела Калипсо, – ты что делаешь?!
Литиерс ответил за меня:
– Он поступает благоразумно. Так, а где ваш третий?
Я изумленно моргнул:
– Но… нас всего двое.
Шрамы на лице Литиерса зашевелились. Белые, контрастирующие с его загорелой кожей, они напоминали гребни песчаных дюн.
– Как же так? Вы прилетели в город на драконе. Вас было трое. Я очень хочу снова повидать Лео Вальдеса. У нас есть незаконченное дело.
– Ты знаком с Лео?!
Несмотря на опасность, я почувствовал небольшое облегчение. Наконец-то злодей хочет убить Лео больше, чем меня. Уже кое-что!
Калипсо же не обрадовалась. Она сжала кулаки и шагнула к воину:
– Что тебе нужно от Лео?
– Ты не та девчонка, что была с ним в прошлый раз, – прищурился Литиерс. – Ту звали Пайпер. Ты же не его девушка?
На щеках и шее Калипсо выступили красные пятна. Литиерс просиял:
– Ах, ты все-таки его подружка! Замечательно! Ты мне пригодишься, чтобы заставить его страдать.
– Ты его не тронешь! – прорычала Калипсо.
Листья над Литиерсом снова зашуршали, словно по навесу бежали тысячи крыс. Лозы удлинялись, листва становилась гуще и темнее.
– Калипсо, – сказал я, – назад.
– С чего бы это?! – возмутилась она. – Этот Кукурузник только что угрожал, что…
– Калипсо! – Я схватил ее за запястье и выдернул из-под навеса в тот момент, когда он обрушился на Литиерса.
Воина смела волна черепицы, досок и плюща.
Я всмотрелся в трепещущие лозы, но не увидел ни орангутанов, ни богов, ни кого-то другого, кто бы мог обрушить на нашего врага эту кучу весом в сотни фунтов.
– Она должна быть здесь, – пробормотал я.
– Кто? – Калипсо уставилсь на меня широко распахнутыми глазами. – Что случилось?
Мне хотелось надеяться. Но я боялся. Как бы то ни было, оставаться на месте нам было нельзя. Литиерс кричал и извивался под обломками, а значит, он не погиб. Его германцы будут здесь с минуты на минуту.
– Пошли отсюда, – я указал на зеленый паровоз. – Чур, поведу я.
15
Веду зеленый поезд.
И такой чух-чух-чух…
Не догонишь!.. Тьфу ты!
Побег с черепашьей скоростью – это не то, на что я рассчитывал.
Мы запрыгнули на сиденье машиниста, едва поместившись на нем вдвоем, и, толкаясь локтями, принялись нажимать на педали и дергать за рычаги.
– Я же сказал, что поведу я! – прокричал я. – Если я умею управлять солнцем, то и с этой штукой справлюсь!
– Это тебе не солнце! – Калипсо пихнула меня локтем в ребро. – А детский поезд!
Я наконец завел мотор. Поезд тронулся. (Калипсо наверняка скажет, что она его завела. Это наглая ложь.) Я столкнул Калипсо с сиденья на землю. Поезд ехал со скоростью одна миля в час, так что она просто встала, отряхнула юбку и пошла рядом, испепеляя меня взглядом.
– А что, быстрее нельзя?! – возмущалась она. – Потяни за какой-нибудь рычаг!
Сзади из-под обломков раздался могучий рык. Плющ зашевелился – Литиерс пытался выбраться на свободу. На дальнем конце платформы появились полдюжины германцев. (Коммод явно покупает этих варваров в императорских экономичных упаковках.) Стражники уставились на орущую кучу обломков, затем перевели взгляд на нас, чух-чухающих прочь. Вместо того чтобы броситься за нами, они принялись разгребать доски и лозы, стараясь вытащить начальника. Принимая во внимание нашу скорость, они, похоже, посчитали, что потом успеют нас догнать.
Калипсо вскочила на подножку и указала на пульт управления:
– Дави на синюю педаль.
– Никогда нельзя нажимать на синюю!
Но она уже вдавила ее в пол ногой. Мы поехали в три раза быстрее: теперь, чтобы нас догнать, нашим врагам пришлось бы перейти на легкий бег. По мере того как мы набирали скорость, путь становился все более извилистым, колеса скрипели о наружные рельсы. Станция скрылась за деревьями. Слева открылся вид на величественные пятые точки африканских слонов, копавшихся в куче сена. Когда мы проезжали мимо, работник зоопарка нахмурился.
– Эй! – крикнул он. – Эй!
– Доброе утро! – помахал я рукой в ответ, и мы укатили прочь.
Мы продолжали набирать ход, вагоны угрожающе качались. Зубы у меня стучали. В мочевом пузыре булькало. Впереди от основного пути отходил еще один, едва заметный в зарослях бамбука. На указателе было написано по-латински «BONUM EFFERCIO».
– Туда! – завопил я. – «Кое-что хорошее»! Нужно повернуть налево!
Калипсо склонилась над панелью управления:
– Как?
– Там должен быть переключатель, – сказал я. – Чтобы перевести стрелку.
И тут я его увидел, но не внутри паровоза, а впереди, рядом с рельсами – допотопный рычаг. Останавливать поезд, бежать вперед и переводить стрелку вручную не было времени.
– Калипсо, подержи! – я бросил ей сверток с картошкой, стащил с плеча лук и наложил стрелу на тетиву.
Когда-то такой выстрел был бы для меня парой пустяков. А теперь это стало едва ли посильной задачей: нужно было выстрелить на ходу так, чтобы стрела повернула рычаг.
Я подумал о своей дочери Кайле, которую встретил в Лагере полукровок. Я вспомнил, как спокойно и тепло она говорила со мной, когда на тренировке я стрелял из лука ужасно, как смертный. Я вспомнил, как другие ребята из лагеря хвалили меня, когда я выстрелом сразил Колосса Нерона на побережье.
Я выстрелил. Стрела ударилась о рычаг, и он наклонился к земле. Остряки пришли в движение. Мы свернули на боковой путь.
– Пригнись! – крикнула Калипсо.
Прорвавшись через заросли бамбука, мы ухнули в туннель, который был так узок, что поезд едва не касался его стен. К несчастью, наша скорость была слишком высока. Поезд повело вбок, и он заскрежетал о стену, высекая искры. Когда мы вылетели из туннеля, поезд мотало из стороны в сторону. Он заскрипел и накренился – так бывало с моей солнечной колесницей, когда мне приходилось уворачиваться в небе от взлетающих космических челноков или китайского небесного дракона. (Терпеть их не могу!)
– Прыгай!
Я схватил Калипсо – да, снова! – и спыгнул вправо в тот самый момент, когда вагоны завалились налево и сорвались с рельсов с таким звуком, будто армию облаченных в бронзовые доспехи воинов расплющил чей-то гигантский кулак. (Я и сам в былые времена раздавил пару армий.)
Не успел я и глазом моргнуть – и вот уже стою на четвереньках, прижав ухо к земле, будто пытаюсь непонятно зачем обнаружить стадо бизонов.
– Аполлон, – дернула меня за рукав Калипсо, – вставай.
Голова раскалывалась и была тяжелой как никогда, но, кажется, я ничего себе не сломал. Волосы Калипсо растрепались и рассыпались по плечам. Ее серебристая парка была в песке и камешках. В остальном она выглядела нормально. Может быть, причиной тому, что мы остались целы и невредимы, послужило наше – в прошлом божественное – здоровье. Или нам просто повезло.
Мы разбились посреди круглой арены. В паре футов от путей лежал поезд, свернувшись на гравии