Отлично, подумал Хромов, диалог налажен. Он знал о существовании рэпера Хаски, но никогда его не слушал, как и весь остальной русский рэп. Он любил «Гражданскую Оборону» и «АукцЫон».
– Да, вот что хотел спросить… – замялся Хромов. – А почему вы ведёте ЖЖ? Там же сейчас почти нет людей, мёртвая платформа.
– Потому и веду, что там нет людей. – Поплавский взмахнул рукой, как будто объяснял что-то совершенно очевидное. – Не беспокойтесь, я не настолько псих, «ВКонтакте» у меня тоже есть. Даже «Твиттер», но я туда давно ничего не пишу.
– Я не называл вас психом, – улыбнулся Хромов.
– Да ладно вам. – Голос Поплавского стал серьёзнее. – Слушайте, вы долго будете меня тут держать?
– Это зависит от того, как у нас с вами пойдёт лечение.
– Вообще-то мне здесь не очень нравится.
– Понимаю, – вздохнул Хромов. – Но ваше здоровье превыше всего. Мы должны с вами хорошенько поработать.
– Пока вы тут занимаетесь ерундой, мне нужно как-то связаться с Онерией.
– Так…
Хромов поправил очки на носу, снова вздохнул.
– Так, хорошо, – продолжил он. – А как вы хотите с ней связаться?
– Очевидно, послать сигнал с Пулковской обсерватории.
– Хорошо. А зачем?
– Просто… – Поплавский замялся. – Дать ей знать, что она не одна. Что её услышали.
– Чтобы услышали. Хорошо. А почему это для вас так важно?
Поплавский наклонился вперёд, веки его заморгали чаще, речь стала быстрее, нижняя губа задрожала.
– Вы не представляете, каково это – остаться совершенно одному посреди погибающего мира. Посреди рухнувшей империи, на обломках великой цивилизации. Вокруг война, мир рушится, а ты совершенно один. И неоткуда ждать помощи. Вы понимаете… – Он заговорил ещё быстрее. – Дело в том, что она мне говорит, я могу её слышать, а она меня – нет…
– Действительно, я бы на вашем месте решил поступить точно так же. Это стремление показывает вас как хорошего и доброго человека…
– Не надо со мной цацкаться, не надо, ради бога, бросьте вы вот это вот. Как, знаете, анекдот: это кто у нас? Гусеничка? Улиточка? Нет, доктор, это я высоты боюсь! Не надо со мной так. Я прекрасно понимаю, что вы считаете меня напрочь поехавшим, но, понимаете… – Он вдруг сделал паузу, глубоко вдохнул и продолжил медленнее: – Это ваши проблемы.
– Я понимаю, как это может быть неприятно. Знаете, буду честен: я действительно не буду цацкаться и в том числе не буду врать, что я верю вам, потому что я вам, разумеется, не верю. Но это моя точка зрения. Ваша точка зрения может отличаться от моей. Расскажите, пожалуйста, что это за место, где живёт Онерия?
Поплавский снова откинулся на спинку дивана, беспокойно оглядел кабинет, перестав смотреть Хромову в глаза, и заговорил:
– Онерия живёт – точнее, жила, пока его не разрушили, – в Городе Первого Солнца.
– Где это?
– Это на той планете… Город Первого Солнца – столица Империи, единственной на планете. Империи, завоевавшей почти все земли. Эта цивилизация непрерывно развивалась три тысячи лет. Три тысячи лет, представляете? И теперь – всё в пыль, всё в труху!
– Из-за чего?
– Из-за пустынников.
– Кто такие пустынники?
– Отвратительные белые черви. Они выглядят как сгустки белых червеобразных отростков, умеющих принимать разные формы. Они завелись в пустыне к югу от границ Империи и эволюционировали за несколько десятков лет.
– Не очень приятно выглядят, наверное.
– Да. Они тупы и жестоки. Они убивают всё, что видят на своём пути. Их цель – не завоевать. Их цель – убивать. Они очень быстро плодятся. На месте разорённых городов они оставляют свои гнёзда. Огромные гнёзда! Представьте себе: руины города, дымящиеся остовы домов, трупы, и всё это оплетают скользкие белые нити, из которых они делают свои гнёзда.
– И их никак не победить? Может, сбросить на них какую-нибудь бомбу?
– Уже – никак. Они уже разрушили столицу Империи. Это конец.
– А Онерия?
– Она сбежала из города вместе со своим отцом, его другом и служанкой. Это единственный шанс спастись.
– На механических пауках?
Поплавский опять улыбнулся.
– Зачем я вам всё это рассказываю? Вы же читали.
– Хочется услышать это и от вас. Слушайте… – Хромов замялся. – А как она с вами разговаривает?
– Мыслями.
– То есть? Что-то вроде телепатии?
– Она посылает мне мысли прямо в голову. Иногда они звучат прямо её голосом. У неё очень красивый голос, певучий, с металлическим отливом.
– А на каком языке она с вами говорит?
– Вы не понимаете. – Он мотнул головой. – Она посылает сигнал на своём языке, но она умеет трансформировать его в мыслеобразы, которые потом раскрываются в твоём сознании уже на понятном тебе языке.
Хромов сделал ещё один глоток кофе – он уже совсем остыл.
– Хорошо, – продолжил он. – А вы не задумывались, почему она разговаривает именно с вами?
Поплавский повёл плечами.
– Понятия не имею. Просто выбор пал на меня. Не думал об этом, да это и не так важно.
– Хорошо, хорошо… – Хромов задумался. – Вас тут персонал не обижает?
– В смысле? Нет, нет, всё хорошо… ваша Зинаида Петровна похожа на директора нашей школы, а в остальном всё хорошо.
– У вас были проблемы в школе?
– Можно и так сказать.
– Поговорить о них не хотите?
– Я бы поговорил об этом позже.
Хромов посмотрел в окно, потом снова на Поплавского, устало улыбнулся ему и сказал:
– Так вот, Эдуард, я сейчас скажу вам вещь, которую всегда говорю всем моим пациентам. Слушайте внимательно. В том, что вы здесь, нет ничего плохого. Как и нет ничего плохого в том, чтобы быть, как вы говорите, психом. Болезни нужно лечить. Когда у вас болит нога, вы же идёте к врачу лечить ногу? А когда болят мозги… Моя дочь рассказывала, как учительница сказала ей, цитирую: «Вот в наше время не было никаких психотерапевтов, и ничего, выросли нормальными». Я тогда очень долго смеялся, потому что… А с чего вы взяли, что выросли нормальными?
Поплавский усмехнулся, его глаза оживились.
– Вокруг нас, – продолжил Хромов, – каждый день ходят сотни, тысячи больных. Напрочь отбитых, совершенно двинутых. Они думают, что они нормальные. Они даже не собираются лечиться. Они говорят: у меня всё хорошо, я не псих. При этом почти каждый – травмированный, с тревожным расстройством, с депрессией, с паническими атаками. Люди сходят с ума. Тихо, в своём уголке. Пограничники, биполярники, которые ничего не знают о себе. И никто об этом не знает. У тебя плохое настроение? Развейся, ты просто сам себя накручиваешь – говорят тебе. Знаете, был один парень, у него всё время было очень плохое настроение. А друзья говорили ему: да
