– Да, я об этом и спрашиваю.
Она слегка успокоилась.
– Нет, не видела. Но я ничему не удивляюсь. Возможно, поэтому он и исчез.
– Что ты хочешь сказать? – испуганно спросила Пенни.
Алиса сложила руки на груди – терпеливая, как учительница.
– Если они атаковали солдат, то, наверное, у них имелся какой-то план, верно? И если Кристос вовлечен в их дела, как это выглядит со стороны, он прячется где-то в подполье, ожидая конкретных действий.
– Наши парни не нападали на стражников, – ощетинившись, крикнула Пенни. – В них начали стрелять!
Алиса покачала головой, слишком расстроенная, чтобы спорить с подругой.
– Значит, Кристоса там не было, – сказала я. – Он не признает насилие. Он всегда говорил, что мы должны менять мнения людей…
– Но зачем? – Голос Пенни напугал меня. – Зачем менять эти мнения? Знать все равно не изменится.
Я покачала головой. Это был вид экстремизма, к которому брат прибегал после долгих ночных споров в тавернах. Я никогда не относилась к нему серьезно. Но почему Пенни приняла этот довод? Или скорее не приняла его, а выражала общие идеи того движения, которого я не понимала.
Мне пришлось напомнить им общие правила.
– В нашем ателье мы не говорим о подстрекательстве. Давайте считать, что это нам не позволительно.
Я кивнула на доску заказов с именами знатных семейств. Не таких знатных, как леди Виола, но все же дворян, которые платили хорошие деньги. Здесь же были имена жен успешных торговцев и их дочерей, без сомнения, не желавших рисковать своим успехом из-за революции.
– Я не говорю о мятеже, – сказала Пенни. – Но вы можете честно признаться, что симпатизируете им.
Меня задели ее слова.
– Не важно, что я…
– Нет, важно! Мой брат учится у мясника, который соседствует с нами. Четыре года, и никакой платы! Просто учеба в надежде, что Лорд Монет подпишет однажды передачу прав на владение лавкой. А он не подпишет.
– Конечно, это нечестно. Мне тоже не нравятся правила ведения мелкого бизнеса.
– Если они вам не нравятся, почему вы не сражаетесь вместе с ними?
Это был аргумент, который Кристос приводил снова и снова.
– Когда мой кузен потерял работу, его семья бедствовала всю прошлую зиму. Знать решает, кому работать, а кому – нет. Но они забывают, что это означает, что одни едят, а другие – нет.
– Пенни…
Алиса вытерла тыльной стороной ладони свои мокрые щеки.
– Нет, с меня хватит! – закричала Пенни.
У меня возникло чувство, что они обсуждали эту тему много раз, когда я не слышала.
– Мне хочется рассказать кому-нибудь о том, чего я жду и что я вижу. О том, что мы имеем теперь, и как все улучшится, когда придет революция.
Она сжала губы, и я увидела слезы, собравшиеся в уголках ее глаз.
– Пусть даже без Кристоса. У Джека и Нико много идей, и Лига слушает их.
Алиса открыла рот, желая поспорить, но я лишь покачала головой, хотя никогда не чувствовала себя более нервно – даже выслушивая самые жаркие аргументы Кристоса, когда он пересказывал подстрекательские памфлеты Лиги. Если уж Пенни стала ярой революционеркой, открыто поддерживающей восстание, то все могло случиться.
– Я разделяю их недовольство, но не симпатизирую насилию. Никто здесь не будет агитировать за революцию – по крайней мере в пределах моего магазина или там, где наши… ваши клиенты могут услышать такие разговоры. Это ясно?
Пенни неохотно кивнула, и, хотя мне приходилось гнуть свою линию, меня нервировало укрепившееся мнение, что я понимаю недовольство, ведущее к бунту. Я больше не могла притворяться, что Лига влияет на людей только словами. Хотели они того или нет, но события на Площади фонтанов означали, что была пересечена – и даже стерта – некая невидимая черта. Красные колпаки рисковали жизнями. Защищая свои требования, они противостояли королевским стрелкам. Кровопролитная революция стала на шаг ближе, чем прежде. А если дело дойдет до революции, на чьей стороне буду я?
17
На следующий день Площадь фонтанов выглядела иначе. Сторонники Красных колпаков называли Бойней смерть двенадцати застреленных товарищей и еще пятерых, которые умерли в больнице. Те, кто симпатизировал солдатам, называли это событие Бунтом – за массовое сборище Красных колпаков, наводнивших площадь своими криками. Я же не знала, как назвать случившееся. Впоследствии Лорд Ключей выставил на площадь и прилегающие улицы вооруженный патруль. Никто не чувствовал себя в безопасности.
Хотя несколько магазинов закрылось, Алиса и Пенни стоически пришли на следующий день выполнять свою работу, упрямо полагаясь на обещанные деньги. Мы с тихой решимостью продолжали шить, словно уверенность наших игл и выносливость нитей могли повлиять на растущее беспокойство за дверями ателье.
После стрельбы на площади я решила не расспрашивать о брате в Каменном замке, ведь при расследовании событий меня могли арестовать. Но все же я тревожилась о его пленении – о том, что Лорд Ключей подавит этот мятеж и его лидеров. Я даже подумала о предложении Теодора помочь моему брату. Герцог имел связи в городе – и знал Лорда Ключей, который командовал городскими солдатами. Поэтому, когда от него пришла записка, приглашавшая меня прийти и посмотреть на изменения в оранжерее – сообщение, написанное каллиграфическим почерком на благоухавшей розами бумаге, – я оживилась, хотя по-прежнему была не уверена, смогу ли попросить о поддержке. По правде говоря, Кристос имел плохую привычку сначала думать о себе и своих причудах, а потом о других людях. Он так горячо вступал в новые проекты, что много раз забывал предупредить меня об этом. Например, что он будет работать всю неделю или останется у университетского друга на несколько дней, чтобы посетить вечерние лекции.
При невыразимом беспокойстве в городе, тюрьма в Каменном замке была заполнена Красными колпаками. Ходили слухи, что их арестовывали за бунты и нараставшую напряженность между ними и солдатами. Я боялась просить герцога о помощи. Тем не менее мы встретились с Теодором в оранжерее. Его рукава были закатаны выше локтей, а сверху он накинул грубый льняной передник. Лицо вельможной особы пятнала грязь, что заставило меня улыбнуться. Он поймал мои руки и нежно поцеловал меня в щеку. Это считалось нормальным явлением для дворян, хотя мои щеки покрылись румянцем.
– Спасибо за приглашение, – сказала я, не зная, как задать свой вопрос.
Мне не хватало слов.
– Мы теперь в относительной уединенности, – сказал он. – Что вы слышали о своем брате?
Я удивилась его нескрываемой заботе.
– Ничего. Вообще ничего.
– Тогда скажите, как я могу помочь?
– Не уверена, что вы сможете сделать это.
– Хорошо, – с чарующей улыбкой сказал Теодор. – У меня имеется множество друзей, очень влиятельное семейство и куча денег. В длительной перспективе эти вещи много не дают, но нв ближайшей могут кое-что сделать. Если хотите, я поговорю с Лордом Ключей.
– Прекрасно.
Это было больше, чем я собиралась попросить. Кристос не простит меня во веки вечные.
– Но я не думаю, что мой брат захочет вашей помощи, – добавила я.
– К.Б.? Известный антимонархист?
– Вы знаете?
Мой рот непроизвольно открылся.
– Ваш брат хороший
