у нее в гостях – вот, собственно, и всё. Одно время думал нарисовать у себя на сумке сердце и написать «Марина», но как-то забыл об этом. А потом влюбился в девочку из соседнего подъезда – а с Мариной просто дружил.

– Мы с Гошей с ней дружим, – говорит Лёва.

– А ты дружишь с Гошей? – с интересом спрашивает Ника.

Ей нравится Гоша, догадывается Лёва, вот оно в чем дело! Ну да, он сильный, девочкам такие нравятся. Недаром папа все говорит, что надо заниматься спортом. Ника, наверное, поэтому со мной и пошла, про Гошу расспросить.

Настроение сразу портится. Почему-то Лёва вспоминает Мину – старую мудрую черепаху. Некрасивую и никому не нужную.

– Ну да, дружу, – говорит он.

Они как раз дошли до подъезда Никиного дома. Девочка открывает дверь, Лёва уже собирается сказать «ну, пока» – и тут Ника спрашивает:

– Зайдешь?

– Когда-то они были разноцветные, но потом все стали вот такие, одинаковые. Ну, понимаешь, внутривидовое скрещивание.

Лёва кивает. Они стоят в комнате Ники у небольшого, литров на тридцать, аквариума. Серые, неотличимые друг от друга рыбки плавают туда-сюда в мутноватой воде.

– Они мне нравятся, – говорит Ника. – Они молчаливые. И взаимозаменяемые: если одна умрет, а другая на ее место родится, даже не заметно будет. А еще их не жалко.

Почему-то Лёва чувствует неловкость. Хочет спросить: зачем заводить домашних животных, если не любишь их? Вот Мина – если она умрет, он будет переживать. И мама с папой будут, не говоря уже о бабушке. А как Шурка будет плакать – страшно представить. К счастью, черепахи живут долго.

– А ты раньше в «пятнашке» училась? – спрашивает он, чтобы сменить тему.

– Да, меня тетя туда отдала, – говорит Ника, – сказала, мне надо заниматься спортом. Правда, спортсменка из меня не получилась, это точно.

– Ты потому оттуда и ушла?

– Ну, не только, – Ника по-прежнему смотрит на рыбок. – Ты вот говорил, чтобы я на девчонок наплевала, не парилась, – так я привычная. Знаешь, как в «пятнашке» меня травили? То в мешок со сменкой напихают грязи, то портфель в туалете в бачок засунут…

– У меня две недели назад сестру младшую побили, – говорит Лёва, – ну, когда она мимо «пятнашки» проходила.

– Это Вадик, наверное, – говорит Ника, – он всегда заводила в таких делах: подстеречь кого-нибудь и ребят натравить. Однажды он мне клея на стул налил, чтобы я приклеилась.

– И что?

– Ну, юбку пришлось выбросить. Тетя страшно ругалась.

– А родители твои в школу не пошли после такого?

Ника постукивает пальцами по стеклу аквариума. Серые рыбки одна за другой проплывают сквозь ее отражение.

– Не пошли, – говорит она, – их нет. Погибли в аварии в прошлом году.

Лёва замирает. Как же так? Никины родители – мертвые?

Нет, конечно, он всегда понимал: мертвые – это бывшие живые, чьи-то друзья, бабушки или дедушки… Но вот недавно ты знал этих людей, твоих маму и папу, любил их, они любили тебя, а теперь – они мертвые, по ту сторону Границы, и вместе с другими мертвецами угрожают живым… Нет, невозможно!

– Ты только не говори об этом никому, хорошо? – просит Ника. – А то, знаешь, думают, что если у меня родители – мертвые, то я какая-нибудь смертница или даже хуже.

Мертвые родители… Он попытался представить мертвых – таких, какими их показывают в кино, но только с лицами мамы и папы… нет, невозможно, нет, нет…

– Дай мне слово, самое-самое страшное слово, – говорит Ника и поворачивается к Лёве: – Жизнью родителей поклянись, что никому не скажешь.

– Клянусь, – говорит Лёва, – жизнью родителей, да.

Как хорошо, что они еще живые, думает он, как хорошо.

5

За стеклом белый снег падает на черные деревья. Несколько снежинок ложатся на оконный откос – и Марине кажется: она видит, как они медленно тают, превращаясь в едва заметные мокрые пятнышки.

Первый октябрьский снег, обещание долгой зимы. Но все равно еще рано доставать лыжи, не пришло время снежных крепостей, скольжения по льду замерзших прудов, упругих снежков, летящих в лица врагов и в вечерние окна друзей: эй, выходи, давай играть! Марина знает: снег не раз растает и снова выпадет, и только потом – зима, мороз, елки сверкают на улицах, на ветках – гирлянды и шары, на верхушке – серебряная звезда, заключенная в круг.

Но это еще не скоро. А сейчас остается смотреть в окно и гадать: дождется ли первый снег конца уроков или сгинет, едва коснувшись земли, как снежинка на откосе окна?

– А Марина Петрова, я вижу, все смотрит в окно, – говорит ДэДэ. – Наверное, она лучше учителя знает тему сегодняшнего урока, не так ли, Петрова?

После той давней истории с катанием по перилам ДэДэ использует любой повод, чтобы прицепиться. Вот теперь нельзя в окно смотреть, здрасьте пожалуйста!

– Нет, – отвечает Марина, – я не знаю темы сегодняшнего урока. Но вы же все равно на доске не пишете, так что я могу и в окно смотреть.

– Хорошо, – говорит географ, – раз я не пишу на доске, то я попрошу кого-нибудь выйти и написать нам, например… пять основных характеристик нечерноземных почв. Это будет… – запустив пальцы в разлохмаченные волосы, он наклоняется над журналом, – это будет…

Класс замирает: никто не знает пяти основных характеристик.

– А, вот Петрова пусть и будет!

Марина поднимается и краем глаза видит, как Ника, раскрыв учебник, показывает обкусанным ногтем нужный абзац. Марина гордо вздергивает голову – все равно не успеет прочитать – и идет к доске. Еще не хватало ей подачек от Ники! Мало того, что Марина из-за нее лишилась соседнего свободного места, так теперь еще и Лёва чуть что начинает: а вот Ника сказала… Ника считает…

Правда, Лёва рассказывает о Нике только Марине с Гошей – конечно, они друзья, дразниться не будут. А остальные, небось, поднимут на смех. Еще бы: самый умный мальчик – а дружит с дурочкой из «пятнашки»!

Пятнашки – дураки, это все знают.

Марина стоит у доски. Хорошо, три из пяти характеристик она помнит, а вот две других придется сочинить. Но меньше тройки по-любому не поставят – ну и достаточно.

Дома на Маринины тройки давно махнули рукой. Мама знает: все равно за четверть выйдут одни четверки, которых как раз и не бывает среди отметок за урок – там сплошь тройки да пятерки. Три плюс пять будет восемь. Делить на два. Вот вам и среднее арифметическое.

Конечно, Марина может учиться лучше – но зачем? И без этого в жизни столько интересного! Чем учить скучные уроки, лучше гонять на велосипедах с Гошей или обсуждать с Лёвой, будет ли продолжение у «Мальтийской птицы» и правда ли ДэДэ – шпион мертвых.

Марина считает – нет, не правда, а Лёва убеждает, что очень даже может быть, потому что, во-первых, ДэДэ вредный, во-вторых, непонятно зачем ходит в какие-то дурацкие походы, а в-третьих, в школах всегда бывают шпионы – какой угодно фильм посмотри!

Гоша по обыкновению говорит свое: Ух ты! – а Марина спорит: мол, если