– По крайней мере, одну пятую от состояния.

– Пиздееееееец…

– Я только что придумал, какую пьесу мы поставим первой! – воскликнул Волнозор. – «Триумф гладиатов»!

– Да заткнись ты наконец! – рявкнул Сид.

– Я не чувствую… ик… ног! – крикнула Брин.

Мясник поднялся со сломанной скамейки в заднем ряду, сморщив лицо, напоминавшее упавший на пол пирог, и осмотрелся сонными глазами.

– Это… театр?

– Ага, – раздался голос позади него. – И он прекрасен.

Сидоний мгновенно вскочил, по его жилам побежал адреналин. Девушка на пороге куталась в длинный плащ, лицо ее было обмотано шарфом. Но даже будь он слепым и глухим, Сид бы все равно ее узнал. Губы парня расплылись в идиотской улыбке, а Волнозор проревел со сцены:

– ВОРОНАААА!!!

Сид побежал по проходу, заключил девушку в объятия и оторвал от пола под визг последней. Мечница врезалась в парочку и тоже обняла друзей, Мясник поплелся в их сторону, Волнозор обрушился на компанию лавиной и, с ревом подняв всю четверку в воздух, запрыгал по кругу.

– Ах ты великолепная мелкая сучка! – воскликнул Сид.

– Отпусти меня, ты, гребаный громила! – просияла Мия.

Но ее никто не послушал. Гладиаты наслаждались моментом – пока Брин не спустилась с галереи и не присоединилась к объятиям, пока Волнозор не вытер нос рукавом, а Мечница не сморгнула слезы с глаз, и у всей компании не появилась возможность просто постоять в кругу, отдышаться и вспомнить, что Мия подарила им.

Не только жизнь.

Свободу.

– Бездна и кровь, как ты нас нашла? – спросила Мечница.

– Заглянула в первый попавшийся бордель, – Мия пожала плечами. – А дальше пошла по дорожке из рвоты.

Волнозор рассмеялся.

– Что, бездна тебя побери, ты тут делаешь, вороненок?

Тут ее улыбка испарилась. Она окинула взглядом театр – дыры в стенах, проеденную молью обивку и толстый слой паутины на стропилах. А затем покачала головой, и ее улыбка вернулась, будто никуда и не исчезала.

– Просто хотела проверить, как вы обустроились.

Сидоний покосился на Мечницу. Та встретила его взгляд, и ее глаза сверкнули в полумраке.

– Итак, – начала Ворона. – Кому мне нужно перерезать глотку, чтобы добыть выпивку?

Эшлин с Триком сидели на носу корабля, ветер ласкал его дреды, словно они были руками возлюбленной.

Экипаж «Девы» обходил Трика стороной, а те матросы, кому все же приходилось подойти близко, показывали знак Аа до и после и работали так быстро, как только мог мечтать любой капитан. Эш знала, что Клауд Корлеоне приказал своим соленым относиться к Мие и ее компании как к почетным гостям на борту «Кровавой Девы». Они и в лучшие времена были суеверным народцем, и мысль о безочажном, расхаживающем среди них в земном обличье, вызывала у них не больше восторга, чем у Эшлин.

Она все еще чувствовала.

Легкое сопротивление, когда ее нож вонзился в его грудь. Теплую кровь, текущую по пальцам. Крошечные алые брызги на щеках, когда ее клинок скользнул в легкие, оставляя ему только одну возможность – смотреть на нее в недоумении,

– …гхр-р…

– Прости, Трикки.

пока она убивала его.

– Как оно, Трикки?

Он покосился на нее, а затем вновь обратил взор на гавань Уайткипа. Эшлин вернулась с рынка с целой охапкой покупок, потратив половину из оставшихся средств на «самое необходимое». Причалы и волнолом были забиты моряками и наемниками, рыбаками и фермерами, торгующими на набережной. Над заливом вырастали огромные арки акведука, тянувшиеся к Городу мостов и костей, а на холме виднелись извилистые садовые лабиринты.[15] В истиносветлом небе пели друг другу серенады чайки, но Эшлин заметила, что оно было уже не таким ярким, как вчера.

Солнца побольше, Саан и Шиих, начинали заходить; свирепый алый Провидец и унылый желтый Наблюдатель плавно спускались к горизонту. Когда два глаза Всевидящего закроются, Саай еще побудет енедолго, озаряя республику своим голубым светом. Но затем, так же неминуемо, как смерть и налоги, наступит истинотьма.

Эшлин, облокотившейся на перила рядом с Триком, казалось, что холод, исходивший от кожи юноши, понемногу улетучивается вместе с солнечным светом. Возможно, это ее богатое воображение. А может, это какой-то аспект темной магики, вернувшей его к жизни. Но если присмотреться, можно было заметить едва проступающий цвет на его коже. Его движения стали более плавными. И когда Трик говорил, он все меньше походил на воплощение бессмертного инструмента Богини и больше на юношу, которого она знала.

Но, стоя рядом с ним, Эш по-прежнему чувствовала мурашки, бежавшие по ее спине.

– Любопытно, как там наша девочка справляется с набором в свою маленькую армию.

– ТЫ ДОЛЖНА СЛЕДИТЬ ЗА ЙОННЕНОМ.

Она кивнула на мальчишку, сидевшего на мотке толстой веревки рядом с грот-мачтой. Он жевал сладкую булочку, которую Эш купила ему на рынке, и играл с Эклипс тенистым мячиком.

– Он никуда не денется, – ваанианка откинула косички за плечи. – И сделай мне одолжение, ладно? Я не нянька. Не рассказывай мне, что я должна делать.

Тогда он посмотрел на нее. Кромешно-черные глаза словно дыры зияли в его голове. Бескровная бледность скрывала его красоту. О, при жизни он был как картинка, тут не поспоришь. Точеные скулы, длинные ресницы, широкие плечи и ловкие руки. Он мог бы стать настоящим сердцеедом, если бы до его сердца не добрались быстрее.

– ПРЕДСТАВЬ, ЧТО ПОЧУВСТВУЕТ МИЯ, ЕСЛИ С НИМ ЧТО-НИБУДЬ СЛУЧИТСЯ.

– Мне не нужно представлять, что чувствует Мия, Трикки. Я знаю ее. Вдоль и поперек.

– И КАКАЯ ЖЕ ОНА, ЭШЛИН? – спросил мертвый юноша.

– Гладкая, как шелк, – ответила та, глядя прямо в бездонную черноту его глаз. – Влажная, как летняя роса, и сладкая, как клубника. – Голосом низким и страстным она продолжила: – Твердая, как сталь, перед тем, как кончить, и мягкая, как облака, после. Мокрая в моих объятиях, как весенний гребаный дождь.

Трик отреагировал быстро, но все равно он двигался не так стремительно, как в доме мертвых. Его рука сомкнулась у нее на горле спустя целую секунду после того, как она прижала меч к шее парня, ткнув кончиком туда, где должен был биться пульс. Эш понятия не имела, можно ли ему навредить. Она видела в каюте, как его ранили в живот и руку итрейские пехотинцы. Трик не стал истекать кровью. Не упал. Ваанианка на мгновение задумалась, на сколько кусочков его придется порезать, чтобы ослабить хватку.

Эшлин перешла на хрип:

– Убери от меня… г-гребаные руки.

– ЛУЧШЕ НЕ ПОДТАЛКИВАЙ МЕНЯ К ЛИХОМУ, ЭШЛИН.

– Неудачное в-выражение, учитывая… нашу историю…

Его рука сжалась сильнее, дреды зашевелились, словно пробудившиеся змеи. Может, с заходом солнц Трик и был ближе к прежнему себе, однако все равно оставался медленным. Но, Богиня, до чего же сильным. Его пальцы сомкнулись на ее коже, как ледяная сталь. Эш крепче прижала меч к его шее. Йоннен наблюдал за ними темными блестящими глазами – умными и злыми.

– Карта, – усмехнулась Эшлин. – П-помнишь?

Трик подержал ее