– Ступай, барышня, – сказал он истекавшей кровью девушке, которая никак не могла отдышаться.

Десница слегка прикрылась своей влажной робой. Хотя выглядела она так, будто вот-вот рухнет в обморок от потери крови, ей удалось окинуть Меркурио испепеляющим взглядом.

– Ну, – поторопил он, взмахнув тростью в сторону двери. – Вали-вали. Тут как минимум трое твоих дружков околачиваются у меня за спиной. Может, у одного из них появится идея, как вам провести время, все лучше, чем в компании этих гребаных извращенцев.

Девушка глянула на Адоная, и вещатель слабо кивнул.

– Сюда, дитя, – прошептала Мариэль, маня ее скрюченным пальцем.

Девушка неуклюже поплелась к ткачихе. Когда она приблизилась, Мариэль подняла изуродованную руку и помахала ею перед кровоточащей раной на груди Десницы. Та вздрогнула. Вздохнула. Когда она повернулась, Меркурио увидел, что глубокая ножевая рана исчезла, будто ее никогда и не было.

Старик закусил губу, невольно восхищаясь мастерством Мариэль. Хотя собственная обезображенная плоть была ей неподвластна, с чужой она управлялась, как гончар с глиной. На теле девушки не осталось ни отметины.

«Ткачиха знает свою работу».

– Восполняй силы, сладостное дитя, – прошепелявила Мариэль своими потрескавшимися, кровоточившими губами. – И тотчас возвращайся.

Бросив напоследок исполненный яда взгляд на епископа Годсгрейва, девушка поправила намокшую робу и направилась к выходу из комнаты. Когда она проходила мимо, Адонай протянул к ней руку, слишком напоенный, чтобы попрощаться с помошью слов.

Меркурио посмотрел в коридор, по которому она ушла, и увидел во мраке притаившихся двух Десниц, которых приставила к нему Друзилла. Они стояли достаточно близко, чтобы дать понять – они наблюдают. Леди Клинков наблюдает. Но им не хватало смелости войти в покои вещателя без приглашения.

Для этого нужно быть совсем уж глупыми.

Меркурио показал своим теням костяшки и захлопнул дверь прямо у них перед носом.

Адонай поднялся и провел измазанной кровью рукой по волосам, запрокинув голову назад, будто та стала слишком тяжелой. Его мантия соскользнула с плеч, и Меркурио увидел под ней рельефные мышцы. Вещатель выглядел, как статуя на постаменте у Сенатского Дома. Выточенным из камня руками самого Всевидящего. Но Меркурио знал, что Аа тут ни при чем – это руки сестры наградили крововещателя невероятным совершенством. И какой бы силой ни владели колдуны, это всегда казалось ему абсолютно ненормальным.

Адонай наконец обрел дар речи, его глаза засверкали алым.

– Чаятельно, лихие времена настали, или епископ совсем разум потерял, ежели тревожит крововещателя в час трапезы.

Меркурио встал у основания треугольника, глядя на Адоная над кровавым бассейном.

– Ну? – потребовал вещатель. – Молви, аще есть что.

Меркурио показал тростью на пах колдуна.

– Просто жду, пока напряжение спадет. Зрелище впечатляет, конечно, но немного отвлекает.

– Волишь с нами свары, Меркурио? – Мариэль поднялась со стула и встала рядом с братом. – Неужто устал от бремени жизни? Ибо клянусь, истинно и верно, я могла бы утомить тебя пуще прежнего, дотоле как подниму ношу с твоих плеч.

– Уже разгневал ты Леди Клинков, и поделом, – заметил Адонай. – Столь заурядны твои враги, что возжелал кого покрепче? Кровью я кормлюсь, дабы магику подпитывать. Старых, молодых – мне единако. А я и ныне голоден, старик.

– Зубы Пасти, сколько ж херни вы несете, – буркнул Меркурио.

Адонай согнул пальцы. Бассейн ожил, и с поверхности поднялись кровавые щупальца – скользкие и сверкающие рубиновым. Клиновидные, словно пики, упругие и острые, как игла. Они медленно зазмеились вокруг епископа Годсгрейва. В воздухе, подрагивающем в ожидании, сильно запахло кровью.

– «Я повинен тебе кровью, вороненок», – сказал Меркурио. – «И кровью тебе воздастся».

Щупальца замерли в паре сантиметров от плоти старика. Алые глаза Адоная сузились до тонких, как лезвие бритвы, щелочек.

– Ну-ка повтори?

– Ты прекрасно меня слышал. Эти слова ты сказал Мие, не так ли? В вашу последнюю встречу в горе? «Две жизни ты спасла в ту перемену, егда приставили люминаты свои орудья солнцестальные к горлу горы. Мою и сестры моей, сестры любимой. Сколь ни были б глубоки и темны воды, в которые ты заплывешь, в поприще кровавом можешь рассчитывать на вещательское обетование».

Адонай посмотрел на сестру. Снова на Меркурио.

– Сии слова предназначались токмо для ее ушей, – сердито выдохнул он.

– Ни души не было в моих владеньях, когда давался сей обет, – сказала ткачиха. – Только я, мой брат, даркин и ее спутники. Так почему ты изрекаешь их, как если б был шестым среди пяти?

– Не важно, откуда я знаю, – ответил Меркурио. – Главное, что ты у нее в долгу, Адонай. Ты обязан ей своей жалкой, извращенной жизнью. Ты дал клятву. А воды, в которых она плавает сейчас, глубже и темнее, чем когда-либо.

– Нам сие хорошо ведомо, – кивнула Мариэль.

– Откуда? – потребовал ответа Меркурио, и его зрачки уменьшились до крошечных точек.

Адонай лениво пожал плечами.

– Скаева послал весть кровавую, повелев Леди Клинков отправить все часовни в республике по следу нашего маленького даркина. Похищен сын – он алчет возвращения. А той, кто похитила его…

– Все часовни… – прошептал старик.

Сердце Меркурио ушло в пятки при мысли о том, сколько Клинков будут вести охоту на Мию. Даже после зачистки люминатов и предательства Эшлин Ярнхайм их все равно оставались десятки. И каждый из них обучен искусству смерти лучшими убийцами в мире.

– Каким хреном Скаева может себе это позволить?

– Бедный Меркурио, – просюсюкала Мариэль. – Сколь звонка тишина в сии перемены в его сирой комнатке.

– Скаева присвоил титул императора, – ответил Адонай. – И все монеты из казны республики в придачу. Вмале Друзилла будет класть свое чело на подушку из злата.

Старик сцепил челюсти.

– Эта коварная сука…

– Ни один Клинок не становится Леди многих посредством доброты.

Меркурио потер левую руку. В грули у него груди страшно заныло.

«Мия погрязл в дерьме даже глубже, чем я подозревал…»

– Итак, – наконец произнес он, встретившись с рубиновым взглядом Адоная. – Теперь против Мии вся Церковь. Каждый Клинок, которого Духовенство смогло найти. Вопрос в том, был ли твой обет пустыми словами или чем-то большим? Насколько глубока твоя преданность Церкви, Адонай? В доме воров, лжецов и убийц насколько весомой может быть клятва?

– Мы не воры! – сплюнул Адонай. – Наша магика заслужена. Выкопана из песков древнего Ашкаха, воистину, и воздана опять и опять муками, перемену за кровавой переменой.

– И не лжецы, – прошепелявила Мариэль, обвивая рукой талию брата. – Но убийцы, да. Величай нас первыми и познаешь истину в последнем, славный Меркурио. Медленную и болезненную истину.

– Касаемо преданности, кто знает, – колдун приобнял сестру и вытер кровь с губ. – Нашу не купить монетой, сие известно. Хоть стены оные и полнятся ими, оттоле Кассий испустил дух. Но идти против Духовенства – путь опасный, Меркурио. А обет юному даркину границы должен знать.

– Я обет и вовсе не давала, – Мариэль улыбнулась. – Мой долг уже отплачен.

– Мы не продирались сквозь кровь и пламя, дабы уберечь Луны таинства от пыли древнего Ашкаха, лишь чтобы лицезреть, как их