Снова взрыв. Всё еще не рядом, но уже ближе, чем до того. Достаточно громко, чтобы все вздрогнули и втянули головы в плечи. Они делают, как я сказала. Ложатся ничком на дно, накрывают собой детей, все понимают, что дело серьезно. Никто не шевелится, никто, кроме Всегда-Смеется, которая тужится, дышит, снова тужится и снова дышит. Рыбы нас больше не беспокоят, кроме одного любопытного ската, которого Двенадцать-Жабр прогоняет движением копья. Но и скат удаляется в направлении, противоположном тому, откуда донесся взрыв.
Когда эхо взрыва сходит на нет, я прислушиваюсь. Там не одна подлодка, их несколько. Я вдруг понимаю, что просто затаиться и надеяться на лучшее было ошибкой. Надо было отослать хотя бы часть племени с детьми. Теперь уже поздно. Если они поплывут сейчас, подводные лодки увидят их на своих радарах и начнут преследование.
Длинная-Женщина, которая невозмутимо сидит между ногами Всегда-Смеется и следит за тем, как продвигаются роды, сообщает:
– Головка показалась. Теперь уже осталось недолго.
Всегда-Смеется измученно улыбается. Я снова держу ее за обе руки, обнимаю ее и стараюсь не думать о том, что будет, если всё-таки роды продлятся слишком долго.
Снова взрыв. На этот раз пугающе близко. Так близко, что мы чувствуем взрывную волну. Всегда-Смеется издает жалобный стон и тужится с перекошенным от боли лицом.
– Не торопись, – сразу же предупреждает ее Длинная-Женщина. – Пусть всё идет так, как должно идти. Твое тело справится само, просто оставь его в покое. Ты не можешь ничего ускорить. – Она бросает короткий взгляд на меня и продолжает: – То, что сейчас происходит, – полностью в руках Великих Родителей.
Эта мысль, похоже, успокаивает их обеих, и я им завидую, потому что мне от нее совсем не легче. В следующее мгновение над нами проносится огромная темная тень, и сначала мне кажется, что мое сердце остановилось. Но тут я понимаю, кто это, – Маленькое-Пятнышко. Кит вернулся к нам и выглядит очень довольным, игривым и готовым к приключениям.
Я подскакиваю, издаю резкий крик и нахожу глазами Шесть-Пальцев.
– Шесть-Пальцев! – спрашиваю я торопливыми жестами. – Ты сможешь отвлечь подводные лодки, как ты сделал это в тот раз?
Он вскакивает на ноги, быстро показывает мне знак «Окей» и взмывает на спину кита. Через мгновение они уносятся навстречу подводным лодкам и исчезают в окружающей нас глубокой синеве.
Роды продолжаются. Всегда-Смеется стонет, дышит так часто, что вода, которую она выдыхает, баламутит песок на дне, и нас уже окутывает легкое облачко песчаной взвеси. Она вцепилась ногтями в мои ладони, буравит локтями мои ноги, превращается в клубок мускулов невероятной силы.
И вскоре – но кажется, прошла вечность, – появляется головка ребенка. Я вспоминаю о подводных лодках, о которых совсем было забыла: их больше не слышно. И взрывов тоже больше не было.
У Шесть-Пальцев всё получилось. И у Всегда-Смеется тоже получится. Я обнимаю ее свободной рукой, чтобы дать ей понять, что теперь всё будет хорошо.
И действительно, с последним отчаянным криком, от которого, как мне кажется, содрогается земля и на австралийском побережье срабатывает система оповещения о цунами, Всегда-Смеется производит на свет ребенка. Внезапно его маленькое тельце совершенно без усилий выскальзывает из нее, прямо в руки Длинной-Женщины. Он крошечный, весь вымазан кровью и еще соединен с мамой пуповиной, которая пульсирует чем-то темным, как вытянутое сердце. Младенца тут же окружают жадные маленькие рыбки, но Длинная-Женщина упорно отгоняет их, не подпускает близко, не позволяет им обкусывать с его тела остатки плодных оболочек, на которые, по всей видимости, они и рассчитывали.
Когда рыбки устремляются прочь, Длинная-Женщина поднимает новорожденного над головой – и всё вокруг замирает. Никто не двигается, не издает ни звука, никто ничего не говорит. Все только смотрят на ребенка: на то, как он слабо шевелит ручками и ножками, открывает и закрывает рот и с удивлением оглядывается по сторонам своими загадочными темными глазами.
Это еще что за странный ритуал? Я держу Всегда-Смеется за руку, смотрю на остальных. Что происходит? Чего они все ждут?
Тут я встречаюсь глазами с Полоской-на-Животе, она наклоняется ко мне и объясняет короткими, скупыми жестами:
– У него нет дыхания.
32
Теперь и я это вижу. Прорези жабр на боках младенца не открываются! Они слишком узкие, кажутся сросшимися, не полностью сформировавшимися. И то, как странно он разевает рот, – это не голод. Он не ищет материнскую грудь, он пытается вдохнуть воздух! Пока что ребенок еще получает кислород через пуповину, но она пульсирует всё слабее и слабее и скоро отомрет. И тогда ребенок тоже погибнет. Задохнется. Утонет.
Во мне поднимается яростная решимость не допустить этого. Да, да, я всё поняла. То, что сейчас происходит, – полностью в руках Великих Родителей. Вот только я недостаточно уважаю их волю.
Я отпускаю руку Всегда-Смеется, выскакиваю вперед и выхватываю ребенка из рук Длинной-Женщины. Потом я прижимаюсь ртом к крошечному личику с крошечным носиком и хватающим воду ртом и вдыхаю в него кислород, кислород, который я создаю внутри себя. У кожи младенца отвратительный привкус крови и смазки, напоминающей прогорклое масло, но я не обращаю внимания и продолжаю. Собирать внутри себя кислород, вдувать его в ребенка, снова собирать и снова вдувать. Вдох, выдох, круговорот, который продолжается, пока продолжается жизнь. Который ее и определяет.
Время для меня снова останавливается, как тогда, когда я делала искусственное дыхание Джону Бреншоу. Когда я таким образом спасла ему жизнь. Правда, чуть не погубила свою собственную, но его спасла. Вот и сейчас я намерена спасти жизнь этого ребенка.
Только вот я совершенно не представляю, что будет потом. Если ребенок не может дышать водой, что его ждет? Означает ли это, что он будет жить, если я подниму его на поверхность, на воздух? А потом? Кому-то придется заботиться о нем, кормить, пеленать и всё такое, а я понятия не имею, кто бы это мог быть или как это организовать. Но всё это как-нибудь образуется. Если только мне удастся не дать ему умереть.
Но мне не удается. Я даю ему кислород, прижавшись ртом к его сморщенному личику, но чувствую, что движения маленького тельца постепенно затихают. Я держу в руках это липкое, слабое существо, я так хочу, чтобы оно осталось жить, но чувствую, как оно умирает. Маленькое сердце бьется, но оно бьется всё реже, все тише… а потом замирает.
Это самое страшное, что со мной когда-либо случалось.
А потом в мир, где были только я и ребенок, врывается кто-то еще. Это Всегда-Смеется, она вдруг возникает рядом со мной, и я поначалу не понимаю, откуда она взялась. Но она просто приподнялась и
