Срывать там особо нечего, и я хочу возмутиться, но возмущение вырывается коротким:
– Пс-с-с…
Ну, примерно такой звук издала бы капля на раскаленной сковородке.
– П-с-с, – вырывается из меня повторно, когда одежда Гроу следует за моей, меня притягивают к себе и несут в душ. Воздух сейчас кажется холодным, как ветра над Гельерой, а моя кожа горит огнем, поэтому я ору и пытаюсь вырваться. Ору чисто символически, потому что шипение переходит в рычание, а потом в вой, когда на нас обрушиваются ледяные струи воды.
Которые совершенно не спасают, когда ослепительная вспышка пламени заставляет зажмуриться, а дальше становится легче. Мы сплетаемся в объятиях под ледяным душем, вокруг осыпаются искры, и чувство такое, что мы оказались в самую жару после ливня в Зингсприде: дышать категорически нечем. То есть сейчас нечем дышать не потому, что я потенциальное жаркое, а потому что огонь льется сквозь меня, а вода сквозь него, и, соединяя рыжее с зеленым, заставляет стекло потрескивать.
Очень скоро и это проходит, но вода по-прежнему бьет по плечам.
Ледяная.
Преимущественно она бьет, конечно, его, потому что Гроу оплетает меня собой, но ледяной душ – это все равно сомнительное удовольствие.
– Бр… – говорю я, пытаясь вырваться.
В глазах Гроу полыхает пламя, и это пламя отдается во мне такой безудержной яростью, что я шарахаюсь назад прямо в его руках. В результате меня только перехватывают крепче, вжимая в дверцы душевой кабины: всем телом, собой, и в ответ на это внутри такой яростный звериный отклик, что стоит немалых усилий удержать себя у стекла.
Все внутри рвется к нему, желание развести бедра или попросту на него запрыгнуть (а судя по упирающейся мне в бедро твердости, он точно будет не против) становится невыносимым, и я делаю то единственное, что может меня спасти: прижимаю ладонь к значку разблокировки.
Мы вываливаемся из кабины.
Буквально.
Гроу едва успевает меня подхватить, а потом с рычанием просто перекидывает поперек плеча и тащит в спальню. Попытки его пнуть заканчиваются тем, что мои ноги перехватывают и фиксируют, после чего просто сбрасывают на постель.
– Ты чем думала, когда ложилась спать, не разбудив меня?!
Чем думала, чем думала… Поспать я хотела тебе дать! От обиды хочется пнуть его в самое то, что вот прямо сейчас желает приступить к спариванию, вместо этого я выразительно показываю ему оттопыренный средний палец.
– Ду-у-ра. – Не думала, что Гроу умеет шипеть.
Ответить ему я тоже не успеваю, потому что меня сгребают в объятия и прижимают к себе с такой силой, что уже в который раз за ночь становится нечем дышать. Прежде чем я успеваю сказать, что так он может называть Сибриллу, Гроу утыкается мне в макушку и вдыхает мой запах, отчего внутри меня что-то рвется. То ли потому, что его запах – знакомый до одури, до дрожи, тоже ударяет в меня, то ли потому, что я чувствую его дрожь всем своим телом. Всем существом.
Он реально дрожит, и я не уверена, что от холода.
Я хочу что-то сказать, но не представляю, что, и в эти секунды, которые уходят на размышления, говорит он:
– Ты сейчас чуть драконом не стала, Танни.
Че-го?!
– Ты начала оборот, – повторяет он, отстранившись и заглядывая мне в глаза. – Еще пару минут – и я ничего не смог бы сделать. Это ты понимаешь?!
Не сразу, но когда понимаю, меня начинает трясти.
Теперь меня колотит с такой силой, что зуб на зуб не попадает.
– К-как?! – выдыхаю я.
– Твое пламя не изучено! – снова рычит он. – Когда ты уже начнешь думать головой?!
Эти слова пробивают хрупкую стену защиты, которую я выстроила за последние несколько дней, в итоге я хватаю подушку и со всей дури обрушиваю ее на голову экс-режиссера.
– Ненавижу! – ору я. – Как же я тебя ненавижу!
Гроу пытается меня перехватить, получает пяткой под ребро, после чего отточенным выпадом перехватывает меня и фиксирует с разведенными руками прямо под собой. Обнаженную, раскрытую, огонь в моих глазах отражается в его и возвращается ко мне, бьет в самое сердце, в самую суть меня.
Настолько остро, что когда он рывком устремляется ко мне, я рвусь к нему. Это не поцелуй, это практически удар, когда мы врываемся друг в друга с рычанием, укус обжигает губы, и я отвечаю тем же, с той же яростной силой.
Ладонь Гроу ложится на мою ягодицу, сжимает, и… в этот миг я отчетливо вижу его ладонь на том же самом месте Сибриллы. Получается очень остро и очень не в тему, но назад я ухожу так же. Рывком.
Вместо поцелуя в меня врывается воздух, вместо близости – одиночество, я чувствую, как оно бежит по венам, и чувствую, как отчаянно рычит драконица, колотясь о клетки человеческого сознания.
Человек – это круче, чем иртхан.
Сейчас я это знаю точно.
Гроу смотрит на меня совершенно безумным взглядом, и я выставляю руку вперед.
– Все, – говорю отчетливо. В первую очередь, для себя, и только потом – для него. – Это никогда больше не повторится. А если повторится…
– А если повторится? – хрипло переспрашивает он.
Поклясться могу, сейчас ему не стоит ни малейшего труда меня завалить. Моя внутренняя драконосуть радостно подставит загривок под его зубы, а завтра утром я буду рвать простыню в клочья и собирать ее в пластиковый кулечек вместе с остатками гордости.
Гроу смотрит на меня, после чего поднимается.
– Ты говорила про смелость, Танни. Так вот, мне хватает смелости признать, что я совершил ошибку.
– Очень круто, – говорю я. – Ты прям вообще супергерой.
Гроу прищуривается.
– Ты всегда была моей парой, даже когда была человеком. Даже когда ты была стопроцентным человеком, мне не нужен был больше никто. Когда я от тебя отказался, мой мир, выражаясь языком театральщины, тоже разлетелся на куски. Ты собиралась показать мне фотку с Бэрри, а я думал о том, что прощаюсь с тобой навсегда. О том, что больше не смогу тебя обнять – теплую, сонную, уткнуться тебе в затылок и назвать Зажигалкой или Иглорыцкой. О том, сколько времени могли занять поиски моего свихнувшегося кузена, о том, что это он, я тогда не знал. Тогда я отказывался от тебя навсегда, и для меня все это тоже было всерьез. Спать сегодня будем вместе.
Прежде чем я открыла рот, он добавил:
– Ты будешь. Не хочу, чтобы посреди ночи ты случайно снесла целый этаж и ушла в пустоши.
Пока я пыталась осознать его последние слова, Гроу уже вернулся с моей пижамкой.
– Надевай, – сказал он. – Не хочу, чтобы посреди ночи я снес целый этаж, потому что ты во сне прижимаешься ко мне обнаженная.
– Не дождешься, – сказала я.
Но пижамку все-таки надела. Хотела посоветовать ему отдохнуть в кресле (все-таки не зря его здесь поставили), но потом передумала.
– Вздумаешь лапать – спихну с кровати, – пообещала я.
Гроу приподнял брови. Сам он тоже оделся, если так
