6

Когда-то, давным-давно новоиспечённый младший лейтенант сапёрных войск Михаил Мечников в последний раз бродил улочками тихого, ломящегося от пыльной зелени городка. На младшем лейтенанте весело скрипела новенькая портупея; и столь же весело хрустела в его младшелейтенантском кармане пухлая пачка сторублёвок – подъёмные в размере двухмесячного денежного довольствия, проездные и что там ещё полагалось отбывающему к месту службы выпускнику военного училища? Хрустела эта самая пачка потому, что означенный выпускник совершенно ошалел от её пухлости и всё время трогал, гладил, ощупывал… за каковое поведение, помнится, и получил втык от встречного пожилого майора: “А ну, руку долой из кармана! Не средний командир – сявка разболтанный! Поз-зор!”

Впрочем, Мечниковское настроение не убыло приподнятостью от этой мимолётной выволочки. А вот виновница её – пресловутая пачка подъёмных и тэ дэ – вскорости убыла своею толщиной без чуточки на две трети.

Помнится, Михаил, ещё будучи курсантом, приглядел в ювелирторге роскошный серебрянный брегет. Старинный. С двумя секундомерами и будильником. Впрочем, нет: сказать “приглядел” означает унизить, опошлить мучительную пылкую страсть – внезапную, как молния, и нетленную, как пирамида Хеопса. Курсант Мечников каждую увольнительную к тому брегету на свидания бегал. И вот, наконец…

Э-э, нет! У нас, товарищ Мечников, кажись склероз начинается. В Вольске-то мы расшиковались на наручный хронометр. Пыленепроницаемый, со светящимися стрелками и такое распрочее. А брегет позже объявился, через полгода. Карманную серебрянную игрушку с музыкой нам однополчане преподнесли, в ознаменование внеочередного появления на наших петлицах второго кубаря.

Эх же ж и было времечко! Радио… Газетные заголовки… “Очередная подлая провокация на границе…” “Пригороды Ленинграда вновь подвергнуты артиллерийскому обстрелу с сопредельной…” “Проигнорировано предложение Советского правительства об обмене территории, прилегающей к Ленинградской области, на пятикратно (или сколько там?) большую площадь…” “Концентрация белофинских банд вблизи…” “Правительства Англии и Франции открыто подстрекают черного барона…”

И, наконец, “в целях предотвращения бомбардировки города Ленина белофинскими стервятниками наши славные соколы нанесли сокрушительные удары по…” – далее следует чуть ли не полный перечень всех населённых пунктов Финляндии. И понеслась душа по кочкам…

Святой армейский принцип: начальство никогда и ни в чём не должно идти на поводу у подчинённых. Наилучший для подчиненного способ отвертеться от отправки на фронт – подать начальству рапорт с просьбой об отправке на фронт. Вот только подобный опыт, к сожалению, приобретается исключительно путём набития шишек.

На вторые сутки войны начальство выстроило в одну шеренгу без малого пятьдесят средних и младших командиров отдельного шестьдесят третьего (в подавляющем большинстве своём абсолютно искренне рвавшихся собственноручно поставить на место распоясавшегося барона Маннергейма) и в краткой доходчивой форме объяснило, что не означенным командирам решать, где они в данный момент нужней Родине. Чести быть особо отмеченным удостоился младший лейтенант Мечников, изложивший в рапорте свои особоценные предложения по способам прорыва укрепрайонов противника. Слово “особоценные” начальство, естественно, употребило в качестве ругательного. В завершение товарищам средним и младшим командирам было рекомендовано усерднее исполнять свои непосредственные обязанности и поменьше выдёргиваться – последняя рекомендация была очень доброжелательной, но Мечников ценить такую доброжелательность ещё не умел.

Дела на Карельском перешейке шли скверновато, с изрядною кровью…

Политинформаторы, наезжающие то из штаба округа, то откуда-нибудь повыше, читали однообразные лекции о суровой финской зиме и о глухом бездорожье “медвежьего угла лапотной царской Росси”; о том, что “опыта преодоления таких мощных оборонительных рубежей нет ни у одной армии мира – к примеру, Судетский вал Гитлеру сдали без боя, а нам с вами, товарищи, без боя капиталисты сдаваться не будут…” – и ещё час-полтора объяснений, почему же не будут сдаваться нам без боя нехорошие капиталисты…

А как лихо всё начиналось! На первых же минутах войны ювелирные бомбовые удары напрочь лишили Финляндию авиации и боевого флота – кое-кто в сорок первом не этим ли опытом попользовался? А тогда, на стыке тридцать девятого и сорокового, Красная Армия после первых успехов изрядной кровью наживала иной, уникальный, но пока всё больше отрицательный опыт преодоления мощных оборонительных рубежей – на сорокоградусном морозе месила снег, упёршись лбом в “на отдельных участках до четырёх линий пулемётно-артиллерийских дотов с толщиной бетоно-броневых перекрытий свыше полутора метров”.

Так что же, там, наверху, заранее не знали про “на отдельных участках до четырёх”, про бездорожье и про то, какова бывает зима в Карелии?

Или…

Или это была подготовка к следующему этапу тридцать седьмого года?

Подорвать в народе престиж той, которая, получается, вроде как и не всех сильней от тайги до британских морей (Родина для них всё самое лучшее, а они даже с крохотной Финляндией справиться не способны?!), и под видом поиска-наказания виноватых, реорганизации да такоговсякогопрочего единым духом выполоть среднее командное звено – так?!

Может, и так. Правда, тогда получается, будто эта война в подоплёке своей не финская затея, а наша… Что ж, вполне может быть и такое. Ведь в самом деле – не круглый же идиот бывший царский генерал-лейтенант Карл Густав Эмиль Маннергейм, чтоб нападать на гигантский СССР!

Но – снова, снова оно, это трижды распроклятое “или”!

Вполне может быть и такое, что война действительно затеяна именно финнами – только не от идиотизма, а очень по-умному.

По-умному угадать самое подходящее время, по-умному спровоцировать, пообиднее укусить, да и укрыться скоренько за оборонительным рубежом из тех, опыта преодоления которых действительно нет ни у одной армии мира… И держаться, держаться как можно дольше.

Смысл?

Смысл…

Армия Маннергейма так и кишит добровольцами, инструкторами да советниками из доброй полудюжины стран; нефинского вооружения у финнов с каждым днём всё больше и больше…

Англо-французская группировка (не много, не мало, а полтораста тысяч штыков) открыто готовится к высадке в Петсамо – главком Морис Гамелен хвастает, будто союзные экспедиционные силы в две недели выйдут к окраинам Ленинграда… Еще одна группировка принюхивается из Сирии к каспийским нефтеносным районам… А незадолго до войны финны вдруг кинулись строить у себя аэродромы, да сколько! Будто у них на каждом дворе по самолету…

И кой-чьи политики уже во всю трудятся на благородной ниве создания нужных образов да заблаговременного развязывания рук (своих, естественно). Некоей первой в мире стране рабочих и крестьян уже показали на дверь из Лиги Наций, уже приспособлена к делу символичность термина «интербригады»…

Может, в том и расчёт, что такую стойкую, такую отважную, но такую маленькую Финляндию просто грех не защитить от нависшего над ней озверелого великана? Ну,