Эти две группы Эдинбурга редко попадают в одно пространство надолго, что позволяет избежать кросс-культурных перепалок; но вот они, движутся через галерею на второй этаж все вместе, лицезрея работы самого скверного сынка Лита, Джима Фрэнсиса, которого местные больше знают как Франко Бегби. К их удивлению, на их родной земле именно сливки общества первые направляются к бесплатным напиткам, а те, что в кепках, стоят сзади, наверняка, не до конца уверенные в протоколе. Потом Десси Кингхорн, ветеран CCS («Капитал Сити Сервис», шотландской хулиганской фирмы, связанной с футбольным клубом «Хиберия»), добирается до бара, смотрит на нервного официанта и спрашивает:
— Это бесплатно, друг?
Студент, по уши в долгах и с дюжиной работ, не собирается обсуждать детали и утвердительно кивает. Кингхорн берет полную бутылку вина и охапку пива, поворачивается к группе зависших лиц и кричит:
— Бесплатное бухло, уебки!
Затем — паническое бегство, буржуазная толпа тает в комнате на стороне в манере, которую некоторые ветераны CCS не видели с девяностых. Будто по команде, человек часа, художник Джим Фрэнсис, заходит со своей женой Мелани. Арт-толпа набрасывается на них, поздравляя, головорезы смотрят на головы и картины Бегби с сомнительным потрясением, проверяя цену и позиции камер наблюдений с охраной.
Марк Рентон прибыл раньше с Карлом Юартом и Конрадом Аппледурном, который следует за официантом с серебряным подносом. Несмотря на кивки некоторым знакомым, Рентон чувствует себя в безопасности только за импровизированной диджейской будкой, обустроенной для афтепати. Банк был сорван «Главами Лита», которые на дисплее в конце галереи. Теперь он будет катастрофически растоптан еще пятнадцатью тысячами, что он должен Франко, и которых нет. Бесполезные бронзовые головы пялятся на него с их постаментов. Выражение на каждой, даже на его собственной, кричат: грабеж.
— Я правда выгляжу так мерзко, как та голова?
— Так и есть друг, — говорит Карл Юарт, рассматривая разношерстную толпу. — Столько вагин на этих выставках, Рентс, — говорит он, снимая слова с языка его менеджера. Они оба слишком долго прожили в клубах, слишком долго окружены слишком молодыми, сексуальными и красивыми женщинами для их грубого мужского отряда, чтобы просто так поверить в социальную справедливость.
— Когда ты получаешь такое количество гордых, достойных пташек вечером вторника, это означает, что независимость не за горами.
— Это точно не Бизи Би или Кенни, — подтверждает Карл. — Я удивлен, что Больной не закинул сети... — начинает он, моментально замолкая, когда видит Саймона Дэвида Уильямсона, окруженного отрядом шикарных красавиц. — Забудь все, что я сказал. И смотри...
Рентон не может смотреть на Больного, который не сделал ни одной попытки заговорить с ним с момента его успеха на катастрофическом аукционе. Все те деньги. Все путешествия. Отели. Клубы. Звон в ушах. Все для ебаного Фрэнка Бегби! Все из-за ебаного Уильямсона, уебка.
Карл замечает Джуса Терри, разговаривающего с официанткой:
— Терри — не пример для подражания в плане общения, только в плане секса, — бубнит Карл. — Он заходит в комнату и все, что он видит, так это вагины, бесконечно. Он подкатывает к одной, и если она говорит ему отъебаться, он просто идет к другой...
— ... в то время, как Больной, — перебивает Рентон, заинтересовавшись темой Карла, — видит женщину, как устройство, канал к большому призу: контролирует ее разум и, в конечном счете, ее сумочку. Вагина, разум, сумочка, всегда были его траекториями. Затащить в кровать — конец для Терри, но только первая фаза для Сайя. Он мудак, — Рентон фокусируется на своем старом друге.
Я дал этому херу девяносто одну тысячу фунтов стерлингов и он выебал меня бронзовыми головами Бегби еще на сто семьдесят пять тысяч. И этот уебок Бегби хочет еще пятнадцать тысяч сверху!
Рентон чувствует головокружение, почти физическое недомогание. Его тошнота усиливается, когда он слышит искреннее утверждение Больного:
— Классический Мотаун, классический Мотаун и классический Мотаун, — отвечает он на вопрос, связанный с его музыкальными предпочтениями, — запомни слова классический и Мотаун, — добавляет он, — на всякий случай, если непонятно.
— Парень — ебаный подонок, — начинает Рентон, прежде чем чувствует тычок локтем Карла в ребра. Его клиент указывает на приведение, стоящее в дверном проеме и испуганно заглядывающее внутрь.
— Еб твою мать, — говорит Рентон, — этот уебок должен быть в кровати.
Спад Мерфи направляется к ним, взяв стакан с подноса официанта и смотря на молодого человека так, будто стакан у него отберут за считанные секунды:
— Марк... Карл... я чувствую себя дерьмово, мужик. Эта почка, она чисто не работает правильно. Как бы, сложно ссать...
— Ты не должен пить, Спад, у тебя только одна почка. Время остановиться, друг, — Рентон с беспокойством смотрит на своего старого друга. — Ты выглядишь, будто не в себе. Ты что-нибудь принимал?
— Я признаюсь, друг, та куртка, что ты оставил в больнице, в ней был маленький сверток и я как бы взял его... занюхал пару дорожек... пиздец жесткач, мужик...
— Блять... это был не кокаин, Спад, это кетамин, — Рентон поворачивается к Карлу, — дерьмо, которое ты мне дал, помнишь?
— Твое здоровье, Спад, — говорит Карл.
— Хорошо... тогда мне лучше вернуться домой, я оставил скутер снаружи... — Спад поворачивается к Рентону, — займи мне, друг... — Рентон уныло достает двадцатку из своего кошелька. Спад с благодарностью выхватывает ее. — Спасибо, друг. Верну когда... ну... позже... — Он вертит головой. — Не уйду, не попрощавшись с Франко, но... ноги ужасно тяжелые, мужик, будто я иду против течения, — говорит он и пошатываясь уходит.
Рентон пытается пойти за ним, но Карл говорит:
— Не, оставь его. Пускай Франко разберется с ним. У тебя капризный клиент. Расскажи мне еще раз о Барсе.
Марк Рентон улыбается и со злым ликованием смотрит, как Спад Мерфи тащится в стиле зомби через весь этаж к Фрэнсису Бегби. Арт-богема рассыпается вокруг звезды, как кегли в боулинге, когда Спад достигает своей цели.
Франко приветствует его сквозь сжатые зубы:
— Привет, Спад. Приятно видеть тебя тут. Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо, чтобы вот так вот гулять?
— Я иду домой уже... я просто хотел увидеть... эту выставку. Это, знаешь, странно, Франко, — говорит Спад, хлопая ртом, как жертва инсульта, — что «Хибс» выиграли Кубок или моя потеря почки. Сумасшествие...
—
