Рентон звонит, я беру трубку:
— Если у тебя нет отличных наркотиков, закончим этот разговор прямо сейчас, — говорю я ему, так как собираюсь встретиться с Джилл для ебли. Сперма уже заполнила мои яйца снова. Также мне нужно позвонить, чтобы найти побольше белого.
— Я не хочу заканчивать этот разговор, — говорит Рентон. — Готовься быть пораженным.
— «Хибс» только что выиграли кубок после ста четырнадцати лет. Что, блять, сможет поразить меня сейчас?
Ответ пришел несколькими днями позже, когда Рентон вернулся в город. Он позвал меня, Бегби и Спада в свой просторный, хорошо декорированный номер отеля с ламповым освещением и роскошной мебелью (и этот мудила говорит, что он не богат). Следы наркотиков разбросаны по всему кофейному столику, и я не могу поверить в то, что он, блять, собирается сделать. Эта пизда хочет, чтобы я покурил ебаный крэк?
— Что означает DMT? — спрашивает Спад, все еще выглядящий, как дерьмо.
— Дэнни Мерфи Тварь, — говорю я ему, — надо было тогда хорошенько врезать по твоим кишкам. По крайней мере, блять, избавился бы от тебя, — и я глажу его рану, наверное, слишком сильно.
— Перестань, все еще больно, — отталкивает меня Спад и ловлю взгляд Бегби. С меня он переводит глаза на Спада и снова на меня. Не такой психозный, как раньше, но с достаточным выговором, чтобы успокоить меня.
— Ты готов к этому, Фрэнк? — спрашивает Рентон.
— Я говорил тебе, я больше не увлекаюсь этим дерьмом, — говорит Франко. — Кокаин и алкоголь были моими наркотиками, и я покончил со всем этим.
— Честно, Фрэнк, это не наркотик. Это не социальная вещь. Это эксперимент, — подчеркивает Рентон .
— Ты художник, Фрэнк, — подключаюсь я, пытаясь тонко поддеть мудилу, — видишь, это новый рубеж для исследования. Я слышал, это невероятный визуальный опыт.
Все смотрят на Бегби. Он улыбается, как ящерица:
— Окей. Но только ради искусства.
— Наш мужик, — Рентон начинает подготавливать DMT, видимо, как научил его ебаный Джамбо-наркоман Юарт. — Это взорвет твой разум, но в то же время полностью расслабит. Моя теория в том, что мы возвращаемся во времени до того, как мы родились, или после нашей смерти, а в процессе разоблачаем человеческую смертность, как щепку между...
— Заебись, Рентон, — говорю я ему, — я пробовал все наркотики, кроме этого. Слушать тебя — это как смотреть «Во все тяжкие», дойти до последнего сезона, а потом какой-то уебок говорит тебе, что случилось в последнем эпизоде.
— Да, Марк, давай поговорим об этом после накурки, кот, — соглашается Спад.
Я первый взрываю бутылку. Так легче, легкие курильщика...
ОДИН...
ДВА...
ТРИ...
НАХУЙ ЭТО ДЕРЬМО! ПОЕХАЛИ!!
Расслабившись, сидя, я растворяюсь куда-то...
Я чувствую, как наркотик покидает меня и все заканчивается. Когда трип кончается, я все еще сижу на диване. Рентон, Спад и Бегби — все в 4D, как Марк и говорил; более острое и глубокое восприятие. К слову, они выглядят как прозрачные компьютерные окна, наложенные друг на друга. Рентон смотрит на меня, как ученый на обезьяну, которой он дал новый наркотик.
Я смотрю на Спада, который моргает, пытаясь сфокусироваться.
— Воу, мужик... — вздыхает Спад, — насколько безумно это было!
— Было пиздец как феноменально, — признаю я, — большую часть жизни тебе нужно быть крутым, даже пренебрежительным. Называй это достоинством. Но есть и другие, где просто нужно сдаться в силу ситуации. Их очень мало. Но, это как появление твоего первого ребенка, то, как «Хибс» выиграли кубок — он, безусловно, один из них.
Что, блять, произошло со мной?
— Пиздец верно, — говорит Рентон и мы начинаем обмениваться опытом, фокусируясь на сходствах: геометрические фигуры и цвета, маленькие человечки, позитив и отсутствие угрозы, чувство, что тебе рады, управление высшим интеллектом. Потом мы переходим к различиям — я спускался лицом вниз по снежной горе и затем взлетал наверх; Спад рассказал об очень теплой, как матка, камере, он думал, что спускается вниз по ступенькам и этот спуск был главной его эмоцией...
... Я не могу оправиться от самодовольства, что это так типично для Мерфи — быть отправленным в ебаную темницу, пока Супер Сай исследует горы и летает в голубом небе. Бегби молчит. Рентон, чье лукавое крысятничество усиленно моим взглядом, говорит:
— Видишь, в моем трипе с Карлом стены развалились, как доски, открыв чистое голубое небо. Я вспыхнул этим пламенем, оно отправило меня в стратосферу, — он выпускает воздух, который держал за щеками.
Мы смотрим на Бегби, который открывает и трет глаза. Очевидно, у него многослойное зрение, как и у меня, но оно явно исчезает.
— Что ты получил из этого, Франко? — спрашиваю я.
— Нихуя, — говорит он, — просто яркие цвета и мерцающие огни. Было всего пару минут. Полное дерьмо.
Рентон и я смотрим друг на друга. Я знаю, что мы оба думаем об одном и том же:
Этот уебок? Художник? Пиздец.
— Ты сделал три затяжки? — спрашивает Рентон.
— Да, конечно, я сделал. Ты, блять, помогал мне.
— Спад?
— Я чувствую себя плохо, думая обо всем плохом, что я сделал, — говорит он взволнованно, — и о том, как я болен, Марк, но никогда...
— Все окей, мужик, не принимай слишком близко к сердцу, — пытается успокоить его Рентон.
Я поворачиваюсь к Бегби:
— Ну, я испытал больше, чем просто мигающие огни,
