— Ты видел лего-гномиков? — спрашивает Рентон.
— Да, но мои были более шарообразными, не такими, как из кислотного дома, но очевидно, что из одного стойла. Это не поддается простому объяснению. Было так ярко, но теперь сложно объяснить, что именно я видел.
— Я пропал, — говорит Рентон, — вошел в пламя и выстрелил прямо в небо. Чувствовал ветер на моем лице, запах озона. Кто-нибудь был на большом ужине, как на «Тайной вечере»?
Довольно распространение видение.
— Нет, — говорю я ему и смотрю на Спада.
— Неа, мужик, я просто спускался вниз по ступенькам в подвал, но не страшный, а весь приятный и теплый, как возвращение в матку.
— Франко, не было картинок «Тайной вечери»? — давит Рентон.
— Нет, — говорит Франко и выглядит раздраженным, — как я уже говорил, просто мигающие огни.
Потом Спад говорит:
— Я реально себя чувствую нехорошо...
— Голова? — спрашивает Рентон.
— Нет... но я чувствую себя больным и голова кружится, — и поднимает майку. Рана влажная и из нее вытекают какие-то выделения. Спад стонет, его глаза закатываются. Он падает на диван и теряет сознание.
Блять...
26. Спад — больничный взглядЯ чисто болен, мужик, очень болен, но я в больнице, и Франко пришел навестить меня, что очень удивительно — ведь он не такой — и я не пытаюсь оскорбить кота. Просто казалось, что он не волнуется о людях. Я имею в виду, у него новая пташка из Калифорнии и дети, новые, не те, старые, и кажется, он заботится о них. Я предполагаю, это что-то да значит. Да, я должен быть честен, кот превратился из тонущего бродяги в добытчика из джунглей, сидящего в уютной корзинке рядом с огнем и громко мурлыча себе. Он сказал мне, что я был без сознания двадцать четыре часа.
— Да, — говорю я. Они прочистили и перебинтовали мою рану, а теперь капают антибиотик, мои руки дрожат и я смотрю на пакет, который присоединен ко мне. — Я ничего не помню, — говорю ему, — думал, это было DMT.
— Слушай, друг, — говорит Франко, — я знаю, что что-то пошло не так с твоей почкой. Не буду на тебя давить. Но если что-то произошло, ты можешь поговорить об этом. Не то, что я выйду на тропу войны и убью того уебка. Эти дни прошли, это больше не я.
— Ага... я знаю это, Франко, изменившийся человек и все такое. Было безумно тогда, да?
— Да, — говорит Франко, а потом признается, — я наврал о DMT. Было пиздец дико, но я не хотел, чтобы Рентон знал. Они с Больным: всегда пиздец как заебывало, когда они разговаривали о наркотиках, блядские наркотики, блядские наркотики, блядские наркотики все время. Я хочу сказать, употребляй наркотики или нет; но, блять, не разговаривай о них двадцать четыре на семь!
— Что ты видел, Франко?
— Хватит, друг, — говорит Франко, — это маленькое предупреждение.
Но теперь я могу добиться большего с Франко, и у меня статус больного, поэтому я немного давлю:
— Что ты имеешь в виду?
— Имею в виду, что я не хочу об этом разговаривать, — говорит он. — Это личное. В моей голове. Если ты не можешь держать в своей голове личное, нам всем придет пиздец.
Я хотел сказать, но мы все рассказали тебе, но я просто говорю:
— Справедливо кот. Когда ты возвращаешься в США?
— Скоро, друг. У меня большой аукцион на следующей неделе, через неделю после выставки. Мелани приедет, мы насладимся нашим временем вместе без детей, несмотря на то, как сильно я люблю маленьких ангелов. Мы останемся у моей сестры Элспет. Все складывается хорошо.
— Как Элспет?
— Хорошо... говорит он, — ну, не так хорошо, но я думаю, что это все женские проблемы, да?
— Да, хорошо, когда тебя окружают люди. У меня только есть Тото, но он сейчас у моей сестры. Энди, мой сын — у него все хорошо, но он в Манчестере. Адвокат, понимаешь, — я слышу гордость в своем голосе. Все еще не могу поверить в это. Помогает Элисон. — Навещает свою ма... Ты помнишь Эли, да?
— Да. С ней все хорошо?
— Отлично. Учитель теперь, прикинь? Нашла себе другого приятеля после меня, родила еще одного маленького мальчика, — я чувствую, как задыхаюсь. У меня не было шансов на лучшую жизнь. Я потерял любовь. Больно, мужик. Больно повсюду. — Да, сейчас лишь я и Тото. Я волнуюсь, что моя сестра не будет следить за ним, если что-то произойдет со мной. Док сказал, что мое сердце остановилось и я был мертв четыре минуты.
— Это как-то связано с твоей пропавшей почкой?
— Вроде как нет, но да. Это ослабило меня и таким способом напрягло мое сердце.
— Насчет твоей почки, — смотрит он на меня снова, — не хочешь рассказать мне, что случилось? Я клянусь, это останется между нами.
У меня маленькая мысль, я смотрю на него:
— Хорошо, но ты мне расскажешь о своем трипе на DMT сначала.
Франко вздыхает:
— Хорошо, но только для твоих ушей, окей?
— Без проблем, кот.
Глаза Франко расширяются. Я вспоминаю, когда я видел их такими до этого. Когда мы были детьми и нашли мертвую собаку на Ферри Роуд, золотого лабрадора. Бедное животное сбила машина или грузовик из доков. Тогда люди не всегда хорошо следили за собаками. Они брали собаку и позволяли гулять ей днем, где угодно. Иногда эти несчастные щенки собирались в группу в Пилриг Парк и даже дичали, а контроль по животным ловил их и усыплял. Нам всем было грустно, что собака умерла, понимаешь, лежала, живот разорван, голова раздавлена, кровь растекается по дороге. Но я помню глаза Франко, вроде невинные и широкие.
Как сейчас. Он прочищает горло:
— Я сидел за столом с людьми, мы все едим хорошую еду из огромных тарелок. Я сижу посередине. Обстановка была пиздец богатой, как какой-то старый величественный дом.
— Как Иисус на «Тайной вечере»? То, про что Рент говорил?
— Да, я так думаю. Но вся эта последняя вечеря — еще до Библии и христианства. Приход от DMT, которое люди ели еще до того, как появилась идея Христоса.
Котам из церкви Святой Мэри или южной части Лита это не понравится.
— Воу... получается, что христиане — просто любопытные затычки, которые, как бы смотрят, как другие люди принимают
