Елена не завидовала сестре; ей было настолько трудно побороть собственную конфузливость, что обычно она даже радовалась, когда ей уделяли мало внимания. Анна виртуозно танцевала и кокетничала, умела поддержать беседу с любым знакомым. Елена же, когда к ней обращались мужчины, испытывала мучения, супилась и краснела.

В один из морозных зимних дней папенька привел к ним обедать графа Левашёва. Елена, разумеется, слыхала эту фамилию, но не интересовалась, что представляет из себя молодой граф. Она как обычно ожидала, что граф поздоровавшись, перенесет все внимание на Анну. Так оно и случилось; однако же, разглядев его, первый раз в жизни Елена пожалела, что не обладает красотой и очарованием старшей сестры.

Она заставила себя встряхнуться, поддержать беседу. Анна, добрая и великодушная по природе, охотно стушевалась, позволила сестре развлекать гостя. Краснея и бледнея от застенчивости, Елена улыбалась остроумному собеседнику, вставляла в разговор французские слова, поигрывала веером; она просто не простила бы себе, если бы не сумела поддержать его интерес. Выяснилось, что они с Владимиром любят одни и те же романы, стихи, музыкальные пьесы. Анна предложила Елене сыграть для графа на рояле, тот внимательно слушал и аплодировал; словом, этот вечер стал для Елены настоящим триумфом.

Владимир Левашёв продолжал бывать в их доме. Все было бы чудесно, если бы не одно «но»: он ухитрялся уделять обеим сестрам одинаковое внимание, не предпочитая явно никого. Но вот его упорный взгляд, обращённый на Анну… Первый раз в жизни Елена страдала от ревности и мучилась: ведь Анна ничем не виновата перед нею, она даже не старалась нарочно завлечь Владимира своими чарами, догадываясь, что младшая сестра отдала ему сердце. Матушка страдала вместе с Еленой; она болезненно обожала родную дочь, знала ее секреты и всегда была на ее стороне.

Елена понимала, что Владимир рано или поздно сделает выбор; она пыталась убедить себя, что выбор этот никак от нее не зависит, что это дело его, Владимира. Увы! Да, она нравилась Володеньке, но вероятно, не менее сильно нравилась ему и Анна. Еще бы, сестра так красива, грациозна, прелестна! Еще не родился такой мужчина, которому Анна не пришлась бы по сердцу…

Все это было унизительно и неприятно; Елена сознавала, что обе дочери Калитиных для Володеньки — прекрасная партия. И не будь у нее сестры… Но тут она одергивала себя: что за ужасные, гадкие мысли! Бог накажет ее, если она будет так думать; Анна прекрасная сестра и всегда была добра к ней. И всё-таки, временами она убегала в свою комнату и рыдала, уткнувшись в вышитую подушку. Всякий раз Елена слышала рядом с собой мягкие приглушенные шаги и ощущала ласковую руку, поглаживающую ее растрепанные волосы. Мать точно сердцем чувствовала ее горечь; она неумело пыталась ее утешать и плакала вместе с ней.

— Не плачь, доченька, кровинушка моя… Везде, везде-то она тебе дорогу переходит, красавица наша, вот кабы не поспешил жениться твой отец на маменьке ее…

— Не надо, мамаша, — шептала в ответ Елена. — Грех так говорить; не виновата Анна, что красавицей уродилась.

— Так, верно, добрая ты моя, милая… Ты и не думай про это… Только я все равно не успокоюсь, лучше весь грех на себя возьму.

Елена не задумывалась особенно, о чем говорит мать. Если той казалось, что, говоря про Анну злые слова, она утишит сердечную боль дочери — пусть… Елена была искренне привязана к Анне, несмотря на всегдашнюю подспудную неприязнь матушки; хотя они с сестрой не были особенно дружны и близки — они не ссорились и не делали друг другу пакостей даже в детстве.

***

Этой зимой не было и трех дней подряд, чтобы Володенька Левашёв не появился у них. Матушка смотрела на него с восхищением, папенька благоговел перед его старинным родом, Анна держалась с ним так же, как и с другими: спокойно, просто и приветливо. Елена же всякий раз медленно умирала, видя, как он прогуливается с Анной по анфиладе парадных комнат или танцует с ней. Когда же его бархатные смеющиеся глаза обращались на неё, Елену — душа её разом взмывала куда-то ввысь. Он присаживался рядом с ней и просил: «Елена Алексеевна, смею ли я и сегодня надеяться на блаженство, которое мне доставляет ваша музыка?», и тогда она чувствовала себя так, точно шла к роялю не по полу, а по воздуху, а вокруг вместо золоченых стульев — солнце и облака.

Когда уже наступила весна, и в город пришло ещё несмелое апрельское тепло, Елена первый раз решилась посидеть на балконе перед закатом, полюбоваться светлым вечером. Весь день она была сама не своя: вскоре они всей семьёй должны ехать на лето в загородное имение в Стрельну. Во-первых, это означало долгую разлуку с Володенькой даже если он будет навещать их. А ещё — она смутно чувствовала, что перед отъездом ему надо будет объясниться… Только вот с кем из них? Она хотела уже выйти на балкон и вздрогнула, услышав свое имя.

— Я с вами не согласна, друг мой, — волнуясь, говорила мать. — С Еленой его сиятельство проводит очень много времени и уделяет ей больше внимания…

— Вам бы хотелось так думать, — в голосе папеньки звучала досада. — Вы всегда радеете за Элен, ибо Анет вам не родная.

— Но, Алексей Петрович, — растерянно пробормотала мать, — неужто вы не замечаете? Алёнушка по нему с зимы вздыхает, а Анне все равно; у нее что ни бал — всё толпа кавалеров. Зачем же вы младшую дочь так обидите? Граф Левашёв — первый, кто ей по сердцу пришелся.

«И последний» — пришло на ум Елене, но она не пошевелилась. Ноги ее точно приросли к полу; сердце гулко колотилась от испуга: здесь решалась ее судьба. Мать и отец стояли рядом на балконе и не подозревали, что их слушают.

— Элен еще совсем молода, и негоже младшей сестре раньше старшей замуж выходить, — заявил папенька. — Граф Левашёв настроен серьёзно; знает, что я за дочерью прекрасное приданое дам, всё имение наше ей достанется…

— Вы с ним о чем изволили сегодня говорить, когда пошли пройтись перед обедом? — перебила мать. — Сказал он, которой из наших дочерей руки просить будет?

Отец немного помолчал. Было так тихо, что Елена услышала, как он барабанит пальцами по балюстраде.

— Он, видите ли… Я, признаться, не понимаю. Будто бы у него у обеим душа лежит, какую отдам за него, то и ладно. — Папенька говорил с несвойственным ему смущением, Елена поклялась бы, что он при этом недоуменно пожал плечами.

— Да как же так? — неожиданно громко выкрикнула всегда скромная, робкая мать. — Да что же, ему видать, так деньги да земли