– Неужели вы, сударыня, при всей вашей проницательности, питаете иллюзию, что Мекленбург сумеет остаться в стороне во время этой идиотской распри?! – вскипел я. – Как раз напротив, нашим подданным тоже придется бежать от имперцев и уж лучше пусть они направятся к нам на Русь!

– Вы столь уверены в военном гении императора?

– Вот уж нет! Но у него, при всей его фанатичности, достанет здравого смысла и денег, чтобы нанять профессионалов, а протестантские князья непременно возжелают воинских лавров и лично поведут в бой свои куцые армии. Замечу, каждый по отдельности, так что их всех разобьют по очереди и кое-кто может лишиться своих владений.

– Неужели у Евангелической унии не найдется лидера.

– Вряд ли, Като. На самом деле есть только два человека, которые могли бы их объединить. Это король Кристиан Датский и ваш брат – Густав Адольф. Но и тот и другой сейчас не готовы, а потом будет поздно.

– А вы?

– Что, я? Ах вот вы про что. Нет, моя царица, я не полезу в эту глупую драку! Недавно я со стыдом понял одну очень важную вещь. Точнее мне её подсказали, но не суть.

– И что же это?

– У меня, – начал я, но тут же поправился, – точнее у нас с вами, есть очень много дел. И не стоит тратить свое время понапрасну. Для государя именно это – смертный грех!

– Ну, хорошо, – согласилась со мной Катарина. – Но как вы думаете перевезти этих беженцев к нам, ведь это довольно далеко?

Я тогда сразу не отметил, что царица впервые сказала «к нам» о своей новой стране, но ответ на этот вопрос у меня был.

– Сударыня, нужно дать людям цель и тогда они горы смогут свернуть, чтобы достичь её. Если в каждом трактире, в каждой церкви будет на стене висеть прокламация, что Иоганн Альбрехт Мекленбургский и его царственная супруга Катарина примут у себя всех страждущих и обездоленных, они горы свернут, чтобы добраться до спокойных мест.

– А эти прокламации там есть?

– Кое-где уже есть.

– Интересно, и кто же всем этим занимается?

– Есть люди. Кстати, вы знакомы.

– Я так понимаю, вы про господина Болеслава фон Гершов и его очаровательную супругу?

– Вы как всегда правы, моя дорогая.

– Что же, я смотрю, вы все продумали и это радует меня. Но теперь мне нужно отдать кое-какие распоряжения и я прошу позволения удалиться.

– Конечно, если вы не хотите…

– Хочу, что?

– Просто мне показалось, что разговор о детях и их судьбе, вы затеяли не просто так.

– Верно. Но я получила исчерпывающий ответ и теперь могу быть спокойна за будущих наследников Мекленбургского дома.

– Погодите, – всполошился я, – о каких «будущих наследниках» вы толкуете?

– Боже мой, – губы Катарины тронула слабая улыбка. – А ведь многие уверены в вашей невероятной прозорливости! Скоро вы в очередной раз станете отцом, Иоганн. Я не знаю будет ли это принц или принцесса, но, надеюсь, мы с вами сможем обеспечить их будущее.

Вацлав Попел – студент Пражского университета был славным малым. Его любили друзья и родственники, на него возлагали надежды преподаватели, и немало девушек потеряло покой, подсматривая из окон, как он идет по улице. Всякому ясно, что со временем он добьется успеха в жизни и станет большим человеком. Да, что там говорить, он и сам так думал. Более того, Вацлав считал что его час настал и нужно лишь немного поднапрячься, чтобы поймать за хвост птицу удачи. Ведь в Прагу вот-вот прибудет будущий король Фридрих Пфальцский и ему, конечно же, понадобятся такие блестящие кавалеры как пан Попел из Ольбрамовиц.

В общем, он сейчас направлялся в гетто, чтобы взять в долг некую сумму, достаточную, чтобы приодеться и экипироваться, ведь даже последнему мораванину понятно, что король кого попало на службу не берет, не то что настоящему пражаку, каковым себя искренне считал молодой человек.

Рувим Петцель – мелкий банкир и меняла, принял представителя рыцарского сословия со всем полагающимся тому почетом. То есть, усадил на лавку, предложил что-нибудь выпить, а когда молодой человек не отказался, велел слугам принести свежего пива.

– Так вам, глубокоуважаемый пан Вацлав, нужны деньги? – вкрадчиво улыбаясь, спросил Петцель, пока они ожидали.

– Да, пан Рувим. Я хочу поступить на службу к королю Фридриху.

– А что он уже таки король?

– Ну, он еще не коронован, но совершенно точно известно, что уже принял предложение Пражских сословий и направляется к нам из Пфальца.

– Да-да, я слышал. Ну что тут скажешь, да здравствует король!

– Да здравствует король! – с энтузиазмом отозвался молодой человек.

– Сидите-сидите, – поспешил его успокоить банкир. – Вас же тут никто не видит, так зачем подскакивать? А много ли вам нужно?

– Триста талеров.

– Сколько?! – задохнулся ростовщик. – Да это же чертовски…

– Много, пан Рувим, – вздохнув согласился Попел. – Однако же сами посудите, нужно обновить гардероб, чтобы не показаться при дворе оборванцем. Нужно купить хорошую лошадь и доспехи…

– Так вы хотите стать придворным или солдатом? Хотя, что я спрашиваю, ведь вполне может статься, что это будет одно и то же.

– Вы правы, – с беспечной улыбкой отвечал молодой человек. – Император не готов пока согласиться с волей Пражских сословий и его придется убеждать!

– О, конечно-конечно, а что вы уже закончили обучение?

– Нет, пан Рувим, но как я могу заниматься подобной ерундой, когда вокруг творится История! К тому же учиться мне осталось всего ничего. Один курс.[34]

– Действительно, – охотно согласился банкир, – что такое целый курс по сравнению с историей? Да где же это пиво!

Но не успел он повысить голос, как отворилась дверь и в приемную проскользнула девушка в богатом одеянии с лицом покрытым тончайшей кисеей. В руках её был кувшин и два медных кубка, которые она тут же поставила на стол и сноровисто наполнила содержимым кувшина.

– Угощайтесь, добрый господин, – застенчиво улыбнувшись, сказала она.

Подскочивший при виде её студент, хотел было сказать нечто любезное или даже галантное, но ничего такого на ум не пришло, и потому он просто поклонился.

– Это моя дочь – Сара, – вынужден был представить девушку Петцель, не слишком довольным голосом. И тут же добавил на идиш, обращаясь к дочери: – Почему ты сама принесла угощение, разве у нас нет слуг?

– Простите отец, но Боруху ты сам разрешил пойти со старой Дворой на рынок, Абрахам чинит крышу, брат на учебе, а матушка плохо себя чувствует.

– Азохен вей! – вырвалось у ростовщика. – Я кормлю столько бездельников, а когда они нужны, их нет рядом!

Пока он причитал, Владислав так беззастенчиво пялился на его дочь, что даже та не выдержала, и, издав короткий смешок, отвернулась и плотнее закуталась в свою шаль. Вправду сказать, в этом не было ничего удивительного, поскольку Сара и впрямь была чудо как хороша. Стройная черноволосая