— Пойдемте в палатку, братики, не будем тут мешать. — сказал я. — Мало ли, какие тут у отца и Прохора дальнейшие планы. Воспитатель все равно под арестом, так что скоро сам в палатку придет, никуда не денется.
Так и оказалось, Прохор явился домой только через полчаса.
— Ну что, жертва самодержавия, все хорошо? — хмыкнул я.
— За исключением того, что Цесаревич орал на меня днем целый час, а потом и полковник Пожарский еще высказал, что обо мне думает, все прошло более или менее нормально. Лешка, мне твой отец строго-настрого запретил Ульянова трогать, но может по возвращению… по-тихому, без шума и пыли?.. — воспитатель сделал невинное лицо.
— Соблазн, конечно, велик… — усмехнулся я. — Но раз папа не велит, не будем нарываться. Тебе, вон, и так Бутыркой пригрозили.
— Ну, ты же не оставишь своими заботами любимого воспитателя? — улыбался он.
— Прохор, как бы нам с тобой там вместе не оказаться, с такими-то постоянными выкрутасами и планами. — отмахнулся я.
— Тоже верно. — кивнул он. — Коля, Саша, будете нас из застенков Тайной канцелярии вызволять?
— Не получится. — помотал головой Николай. — Мы лучше с вами в любом начинании поучаствуем. Так что, чалиться в Бутырке будем тоже вместе.
— Прохор, — не удержался от смеха я, — ты дурно влияешь на молодежь!
— Это да… Надо только эту мысль до твоего отца как-то донести…
Прохору ужин принесли в палатку, а мы с братиками пошли в столовую. После ужина к нам подошел капитан Штольц:
— Господа, вы сейчас к себе? — поинтересовался он.
— Да, Генрих Витольдович. — ответил Николай.
— Мы зайти хотели… — чуть замялся капитан. — Господина Белобородова поддержать.
— Ждем, конечно. — за всех ответил Николай. — Милости просим!
— А стаканы у вас есть? — улыбнулся Штольц.
— До безобразия мало. Но не волнуйтесь, Генрих Витольдович, — Николай смотрел в сторону кухни, — сейчас все будет.
Домой мы вернулись, звеня стаканами. Не забыли прихватить и разнообразной закуски.
— И что это значит? — уселся на кровати Прохор.
— Сегодняшняя группа решила проставиться. — пояснил я. — Растет единение между Тайной канцелярией, Гвардией и Родом Романовых! Одевайся, скоро гости пожалуют.
— Гостям мы завсегда рады! — осклабился воспитатель.
Однако, первый, кто пожаловал, был Годун.
— Дмитрий Олегович, вас нам только и не хватало! — улыбался я.
— А я, грешным делом, думал, что у вас тут тоска и уныние… — он достал из-за спины две бутылки водки. — А тут, похоже, веселье бьет ключом.
— И все по голове. — кивнул Прохор. — Проходи, Олегович, не стесняйся.
Следующим, кто пришел, был полковник Литвиненко:
— Зверь, к тебе посетителей пускают? А то я с подружками. — он тоже достал из-под камуфляжа две бутылки водки и ухмыльнулся.
— Пускают, Леший. — воспитатель сделал рукой приглашающий жест. — Таким подружкам мы завсегда рады. Не стой на пороге, будь как дома.
Еще минут через десять завалилась толпа гвардейцев, и в палатке стало реально тесно. Пришлось двигать кровати. Понятно, что водку они принесли тоже, но отдельно подарили Прохору три бутылки коньяка — на каждый день ареста. Только все «устаканилось» и вошло в привычный ритм застольных разговоров, как дверь открылась снова:
— Где этот злой дядька и добрейшей души молодой человек?
В палатку бодро ввалился дядька Константин, держа в руках… по бутылке водки. За ним появился дядька Григорий с таким же набором.
Немая пауза, со звуком закрывающейся двери и последовавшим окриком Цесаревича:
— Чего встали-то, Гриша?
— Александр Николаевич, — хмыкнул Григорий и мотнул головой в нашу сторону, — сам посмотри. Им и без нас хорошо.
Отец, без водки в руках, появился из-за спин моих дядьев и нахмурился. Первым сориентировался полковник Литвиненко — он отставил стакан и скомандовал:
— Господа офицеры! Его Императорское Высочество Цесаревич!
Через пять секунд мы все стояли вытянувшись.
— Да… — протянул отец. — Белобородов, ты, похоже, еще пару суток ареста заработал. — и рявкнул. — Почему нас не пригласил?
— Не могу знать, Александр Николаевич! — уже привычно ответил Прохор.
— Понятно. Вольно, господа офицеры. Для нас троих местечко найдется?
* * *— Слушаю тебя, Олег. — отец Мефодий вальяжно развалился в кресле с чашечкой душистого кофе.
— Мифа, ты просил собрать информацию по Великому князю Алексею Александровичу. В разрезе устранения.
— Да-да, было такое. — Мефодий картинно отставил мизинчик на той руке, которой держал кофе, и поморщился.
Отец Олег мысленно вздохнул. Он никогда не понимал тяги Мефодия к этим драматическим эффектам.
— Так вот, Мифа, информация следующая. Молодой человек с детства тренировался под руководством небезызвестного тебе Прохора Белобородова, дружка и напарника Вани-колдуна. — Мефодий кивнул, давая понять, что понял, про кого идет речь. — Последние полгода Алексей фактически служит в подразделении «Волкодав» Отдельного корпуса жандармов и участвовал в том освобождении заложников в спортзале в роли основного исполнителя.
— Вот как? — поднял брови Мефодий. — Я-то думал, там Лебедев поработал. Очень интересно. Продолжай.
— Та видеозапись. По ней слишком много вопросов, но молодой человек продемонстрировал отменную выучку и полное презрение к человеческой жизни. Мы только понять не можем, зачем он этих троих так изощренно убил? Мог бы просто сразу сжечь, делов-то…
— Олег, ты обратил внимание, на какой скорости он двигался? — усмехнулся Мефодий. — Он себя с самого начала в такой глубокий боевой транс загнал, что подсознание само диктовало парнишке оптимальный образ действий. Гарантированное поражение цели — вот что было на первом месте у подсознания Алексея, и его подсознание блестяще с этой установкой справилось. Мы с тобой, Олег, о такой глубине можем только мечтать, а этот ублюдок в семнадцать лет подобное демонстрирует. Теперь ты понимаешь мою озабоченность?
— Понимаю. — вздохнул Олег. — Мне продолжать?
— Валяй. — барственно махнул рукой Мефодий.
— Еще до объявления молодого человека начала опекать Дворцовая полиция, лучшее ее подразделение.
— Прерву тебя, Олег. — вновь махнул рукой Мефодий. — Про Дворцовую полицию можешь забыть. Объяснить, почему?
— Не надо. — кивнул тот. — Она нашему Алексею, в случае чего, будет только помехой. Фактически, они у него в роли мальчиков на побегушках — принеси-подай-отвези, да для представительских функций.
— Именно, Олежа. — улыбался Мефодий. — Ублюдок сам себе и защита, и нападение, и много чего другого.
— Мифа, я бы не стал списывать Дворцовую полицию со счетов. Романовы не дураки, и просто так не стали бы держать
