— Есть никому не докладывать и рапорт не писать! — ротмистр вытянулся еще больше.
— Рад, что ты начал приходить в себя, Владимир Иванович. — кивнул Прохор, ухмыльнулся и подмигнул мне. — А теперь предлагаю предоставить слово для поздравлений Алексею Александровичу.
— Пойдемте в гостиную. — хмыкнул я. — Там и продолжим.
Когда мы расположились на диванах в гостиной, я попросил начальника моей охраны:
— Владимир Иванович, для начала опишите свои ощущения от моего воздействия. Желательно, в сравнении с вашим предыдущим опытом… общения с колдунами.
— Хорошо, Алексей Александрович. — кивнул он и задумался на пару мгновений. — Сразу хочу отметить, и это совсем не лесть, что ваше воздействие было… более мягким, что ли… — он пытался подобрать слова, — чем в случаях с другими колдунами. Как бы вам это описать?.. Сегодня я отъехал, как от выпитой залпом доброй бутылки водки, мягонько, но надежно… А другие колдуны — как обухом по голове бьют… Грубо, жестко… И не менее надежно… — он вздохнул и развел руками. — Именно такие у меня были ощущения, точнее не опишу, Алексей Александрович.
— Иваныч прав, Алексей. — добавил Прохор. — Теперь и я для себя сформулировал те ощущения, которые у меня были, когда ты меня в этой самой гостиной погасил, мерзавец! Не было удара обухом по голове, просто яркая вспышка в сознании, а потом темнота… И голова, когда в себя пришел, практически не болела…
Мне, конечно, было приятно слышать, что мое воздействие качественно отличается от воздействия других колдунов, но…
— И что это значит? — спросил я у них. — Хорошо это или плохо?
Прохор с Владимиром Ивановичем одновременно пожали плечами.
— Эти вопросы тебе Лебедеву задавать надо… — протянул воспитатель. — Тут мы с ротмистром тебе точно не советчики.
— Хорошо, «не советчики», — улыбнулся я мыслишке, которая неожиданно пришла в мою голову, — готовы еще раз испытать на себе всю ту непередаваемую гамму очучений от моего воздействия, которая вам так понравилась? Прямо здесь и сейчас? Надо одну теорию проверить.
Они переглянулись и кивнули.
— Тогда дружно встаем с диванов. — я поднялся и усмехнулся. — Мало ли что вы тут в состоянии измененного состояния удумаете… И придется мне вас тогда конкретно гасить…
— Э-э-э, Лешка… — теперь вставший Прохор, как и Владимир Иванович, смотрели на меня с опаской. — Ты чего удумал?
— Ничего такого. — я продолжал улыбаться. — Просто стойте и получайте удовольствие.
Первым, кто «получил удовольствие», был мой воспитатель, а уж потом очередь дошла и до ротмистра. Никаких эксцессов не случилось, и Михеев, без всяких объяснений, был отпущен к своим подчиненным.
— И что ты выяснил? — Прохор и не подумал скрывать своего любопытства.
— То, что ты после правила гораздо успешнее сопротивляешься моему воздействию, нежели тот же самый ротмистр. — улыбался я.
— Успешнее, говоришь?.. — прищурился воспитатель. — Что совсем не помешало тебе меня тогда погасить. Да и сейчас я, как правильно выразился Иваныч, отъехал вполне себе успешно. И что?
— И то, Прохор. — я опять вспомнил незабвенного Ивана-Колдуна. — Правильно царственный дед говорил, надо после Волкодавов и родичей сразу же Дворцовых править. Против дружка твоего клятого они явно не тянут.
— Они и после правила супротив Ванюши не потянут. — хмыкнул он. — Это же касается и меня. Но я понял, что ты хочешь сказать, Лешка. И насколько в этом аспекте я лучше Михеева?
— Лучше, Прохор. — вздохнул я. — Но до моего отца не дотягиваешь.
— Нашел, с кем сравнивать. — заворчал воспитатель. — И какие у нас у всех перспективы? Ну, ты меня понял.
— Не знаю. — честно ответил я. — Стаж-то у меня колдунский совсем маленький, буду думать и тренироваться. Тренироваться и пробовать. В том числе и на тебе.
Прохора слегка перекосило:
— Кто бы сомневался… Лишь бы толк был. И про Лебедева не забывай, не стесняйся у него спрашивать, он плохого не посоветует.
— Обязательно. — пообещал я. — А теперь мне бы хотелось услышать твои впечатления о нашей сегодняшней совместной работе.
— Одно удовольствие, Лешка, работать в таких райских условиях! Как детей этих Дворцовых раскидал. — ухмыльнулся Прохор. — Они, конечно, посопротивлялись чутка, но вяловато, ты их здорово пригасил. Сам же реакцию Михеева видел. Я бы тоже на его месте рапорт после подведения итогов мероприятия кинулся писать. Слушай, а ты Дворцовых мог… полностью погасить? — прищурился воспитатель.
— Думаю, да. — я кивнул.
— А… совсем погасить? Навсегда?
— Иван мог? — задал я встречный вопрос.
— Мог. — кивнул Прохор.
— Значит, и я смогу. Вы же мне сами с отцом говорили, что я чуть тогда Лебедева не кончил, когда с Никпаями закончил разбираться. Помнишь?
— Да-да… — задумался он. — Помню…
— Но пробовать кого-то гасить совсем мне что-то не очень хочется. — выдавил я из себя улыбку. — Хотя… была тут, Прохор, одна нужная кандидатура… Бабуля любимая. Вот для нее я бы с огромным удовольствием сделал исключение. Но старушка вовремя осознала свои ошибки и встала на путь деятельного исправления. Будем посмотреть на ее дальнейшее поведение.
Прохор аж подпрыгнул:
— Ты чего несешь, Лешка? Совсем уже берегов не видишь? И думать о таком забудь! И вообще, я сейчас ничего не слышал! — он вскочил и забегал по гостиной, громко бормоча. — Ой, дурной! Ой, дурной! Вот за что мне такое? За что меня боженька так жестоко наказывает? Где я так нагрешил? Любимый воспитанник то отца родного изобьет, то деда на тот свет в гневе наладит, а сейчас грозится и с бабкой тоже самое проделать! За что, боженька?
Зря я, конечно, Прохору про бабку сказанул. Язык мой — враг мой. Но сказал, и сразу как-то на душе легче стало…
— Прохор, прекращай истерику. — хмыкнул я. — Будем считать, что ты действительно ничего не слышал.
Он остановился и уставился на меня:
— Лешка, бл@дь, я очень хочу это расслышать! В следующий раз точно тебя отцу вложу! Можешь даже не сомневаться!
— Хорошо, пусть будет
