— Мы в машинном отделении, — громко произнес динамик голосом Эмиля. — Хорошие новости — мы не взорвемся. Наверное.

— Ты обалдел? Какое еще «наверное»?

Этот восклик ненадолго отвлек Ирму от чтения символов на экране. Она как раз дочитала до строчки «…экстренная мобилизация всего списочного состава согласно протоколу № 9 для чрезвычайных ситуаций…»

— Мы не нашли видимых неисправностей.

— А почему тогда Марвин орет?

— Не знаю, может он паникер!

«…неисправность в блоке № 2 первичного активного охлаждения. Срочно проверьте блок № 2 первичного активного охлаждения,» — дочитала Ирма и с недоверием взглянула на Ленара. Ее взгляд в тот же миг отскочил от его лица и вернулся обратно.

— Ты можешь сказать хоть что-то определенное?

— Могу. Термодатчик говорит, что все нормально.

— И кому верить? Марвину или термодатчику?

— Не знаю. Кому хочешь, но имей ввиду, что Марвин так же считывает показания с этого термодатчика. Он накачал давление в водных резервуарах, потому что решил, что перегрев неизбежен, но если я прав, то он так и не решится сделать то, что собрался делать. Наверное, это хорошие новости.

— Эмиль, я запрещаю использовать это слово всуе! — крикнул Ленар на интерком.

— Ладно, тогда на этом отчет заканчиваю. Дам знать, если мы найдем что-то интересное.

— Поспешите. У меня от этого воя уже голова трещит. — Он выключил интерком. — Вильма, бежим на мостик. Ирма, следи за Петре.

— Мне нянька не нужна, — возразил Петре.

— Ему нянька не нужна, — согласилась Ирма. — Если это приказ, то я его выполню, но ты должен занести в бортжурнал мою жалобу на тебя. Ты плохо расставляешь приоритеты и позволяешь каким-то своим личным суждениям мешать рациональному распределению обязанностей среди действующего экипажа.

— Ты оператор, — напомнил он, взглядом выгоняя Вильму из отсека. — Когда мне понадобится оператор, тогда я тебя и привлеку к работе, а до тех пор в гробу я видал твои жалобы!

Дверь была автоматической, но Ирме все равно показалось, что с выходом Ленара она захлопнулась громче обычного.

Сигнал тревоги имел четко определенную цель — донести тревожность корабельной обстановки даже до глухих на оба уха людей, неведомым образом проникших на борт. Марвин справлялся с этой задачей на ура. Сигнал тревоги бил по ушам около пяти минут, но каждая секунда, подобно дрожжевой клетке, делилась пополам, и скорость деления постепенно увеличивалась. Нельзя было просто сказать «ясно, мы все поняли», чтобы тревога замолчала. Надо было доказать управляющему интеллекту, что его сигнал услышали и приняли к сведению.

Ленар взошел на мостик в том, в чем проснулся, — в криобелье, геле и плохом настроении. Его злило все, даже головки винтиков, ровными рядами выглядывающие из панелей. Он знал, что ему надо успокоиться, но это знание ему слабо помогало. На секунду забывшись он вдруг поймал себя на мысли, что пытается силой вырвать дверцу из своего сейфа, не открывая замок, и вслед за осознанием всей глупости ситуации в нем проснулся порыв во что бы то ни стало завершить начатое.

Свой код он ввел не с первой попытки, покрыв замок блеском слизистой пленки. Его пальцы дрожали а мысли путались, уносясь куда-то вдаль. Он ежесекундно подстегивал себя мыслью, что в этом сейфе пропуск, который позволит ему заткнуть сирену и вспомнить звук тишины, но его разум каждый раз уносило натянутой резинкой обратно к Марсу. Отправляясь с Ирмой в космопорт он ни о чем не думал, и ни в каком предвкушении не находился. Просто очередной рутинный рейс, пусть и немного торопливый, в ходе которого нужно часть товара отгрузить, часть загрузить, и тут же отправиться к следующему из длинной цепочки пунктов назначения. Если считать их все, можно свихнуться, поэтому Ленар никогда не считал. Вся вселенная для него выстраивалась лишь из трех точек — прошлая, текущая и следующая. В космопорту ему пришлось пересмотреть свои взгляды на устройство вселенной, и с тех пор следующая точка сменилась на последнюю.

Это был его последний рейс.

Он чувствовал себя астероидом, пойманным в цепкие объятия гравитационного колодца. Его падение неизбежно, и когда он пересечет границу плотных слоев атмосферы, его жизнь претерпит радикальные перемены. Глупо было бы думать, что он вечно будет летать по космосу, но эти новости стали для него неожиданностью, словно он шел по комнате с закрытыми глазами и внезапно наткнулся на стену. Жизнь в вечных перелетах от одной звезды к другой вошла у него в привычку, и хоть он не мог сказать, что такая жизнь делает его счастливым, он к ней привык. Это опасная привычка. В сочетании с надвигающимися переменами она наполняет сердце страхом, и с этим мало было просто смириться. К этому нужно было морально подготовиться. И Ленар готовился с того самого момента, как услышал поздравления с близящимся концом действия его долгосрочного контракта.

И так он угодил в очередную ловушку.

Там, в Марсианском космопорту сколько-то месяцев назад он дал самому себе установку, что ему стоит пережить лишь два сеанса криостаза, и он войдет в новую жизнь, полную синего неба, свежего воздуха и возможностей завести семью. Два сеанса криостаза спустя он оказался посреди межзвездной пустоты на неисправном корабле с неожиданными гостями и одним трупом, по уши в геле, среди воя сирены и в подходящем настроении для того, чтобы устроить большой погром. Новую жизнь он представлял себе немного иначе.

Одержав победу в схватке с сейфом, Ленар замер для короткой передышки. Он пытался приказать своему сердцу стучать чуть тише, но оно не слушалось. Все, на что падал его взгляд, казалось ему большой издевкой вселенной.

Кроме одной вещи.

От Вильмы разило холодом. Он не знал, почему, но ее выкованный из стали взгляд выжидающе купал его в металлической прохладе. Ее взгляд успокаивал подобно взору Медузы, а движения, с которыми она вскрывала свой сейф, были плавными и уверенными. Это было странно. Ленар не думал, что доживет до момента, когда Вильма станет истерить меньше, чем он, но раз этот момент все же настал, значит ситуация даже хуже, чем ему изначально казалась. Что будет дальше? Ядерный синтез перестанет работать?

Каким-то краешком своего искрящегося эмоциями сознания он понимал, что что-то не так, но, возможно, это был тот случай, когда в сложной ситуации мозг хлебнул достаточно плохих новостей и упорно отказывается от добавки. Его руки сами все делали, как делали это уже много раз. Он вставил пропуск в щель, на которую указывали два треугольника, протянул руку к верхней панели аварийного контроля, щелкнул двумя переключателями, и…

Что-то щелкнуло в его черепе.

Это было подобно удару по затылку. Сначала мир содрогается, затем в затылке происходит взрыв боли, и лишь в последнюю очередь приходит приблизительное осознание произошедшего. Ленар отказывался верить услышанному, и упорно вслушивался в окружающие его звуки, не понимая, что же он в них ищет.

Ничего не изменилось, кроме лица Вильмы. Невозмутимая маска на ее лице облупилась и осыпалась. Если между испугом и паникой есть забор, то Вильма балансировала