Последнюю фразу я прокричал. Натсэ посмотрела на меня с удивлением, всхлипнула и кивнула. Авелла погладила её по голове.
— Ну и зачем ты устроил этот балаган? — крикнул Лореотис, шагнув вперёд. — Если ты всё про нас узнал, то знал, что Кевиотес не сможет поступить иначе.
— Разумеется, — кивнул хранитель.
— Так какой смысл? Он отгадал загадку, он — однопечатник. Зачем ты его убил?!
Хранитель каменной рукой почесал каменный шлем в области затылка.
— Я так об этом не думал...
— А как ты об этом думал? Думал обыграть свою гениальную шутку?
— Кхм... Ну... Я не так чтобы сильно его убил. Он всё же маг Земли, и... Ладно, ладно. Я всё исправлю, если, конечно, он захочет...
Крик Кевиотеса огласил помещение, у меня зазвенело в ушах. Рыцарь судорожно дёргался, вертел головой, хватаясь за вновь забившееся сердце.
— Новичок, — прокомментировал Хранитель, посмотрел на меня и подмигнул каменным глазом. — В первый раз умирает и оживает. Тебя-то этим не напугать, да, Морт? Можно я буду называть тебя Морт?
— Нельзя! — отрезал я. — Мортом меня называет Натсэ. Авелла — Мортегаром. Лореотис — пацаном, или придурком. А остальные — тоже Мортегаром, но с другими интонациями. Для тебя я — сэр Мортегар. И вообще, когда обращаешься ко мне, первым и последним словом, вырывающимся из твоей каменной глотки, должно быть слово «сэр». Ты меня понял?
— Сэр, я вас понял, сэр Мортегар, сэр! — рявкнул хранитель.
— То-то же, — буркнул я.
Натсэ приходила в себя. Колотить её перестало, дыхание выровнялось. Она даже делала попытки освободиться и стоять самостоятельно, но мы её не отпускали. Я прижимал её к себе и думал, что только что едва не потерял её навсегда. О том же, наверное, думала и Авелла.
Лореотис помог Кевиотесу подняться. Тот хватал ртом воздух и не мог ничего сообразить. Всё-таки хранитель был прав — новичок он в этом деле.
— Так ты — что? — спросил я, вновь поглядев на хранителя. — Ты — типа какой-то там ипостаси Земли?
— Сэр Мортегар, как мне нравятся эти ваши словечки вроде «типа», сэр! — воскликнул хранитель. — Сэр, я настолько обогатил свой словарный запас благодаря вашей памяти, сэр!
— Хватит «сэркать», — поморщился я. — Ответь на вопрос.
— Охотно, — посерьёзнел хранитель. — Нет, я не ипостась Земли, я — просто хранитель. Голем, если угодно.
Кевиотес поднял на него блуждающий взгляд. Первое слово, сорвавшееся с его уст после смерти, было:
— Сердце...
— Да, Сердце! — сказал хранитель и опустился на одно колено. — Подойди, маг, — велел он. — Твоё сердце достойно моего.
Кевиотес сделал шаг к нему, но хранитель неожиданно крикнул:
— А ты стой на месте и не раздражай меня больше!
Кевиотес замер на месте. Не он один ничего не понимал.
— А кого тебе надо? — подал голос Лореотис. — Меня, что ли?
— О, нет. Ты отличный человек, сэр Лореотис, но сердце твоё более Огонь, чем Земля. Ты! Приди ко мне.
Он смотрел в нашу сторону, и мы, все трое, одновременно почувствовали, кого он имеет в виду. Я отступил влево, Авелла — вправо. Натсэ осталась стоять одна, и стояла она твёрдо.
Каменный гигант вытянул руку, положил ладонью вверх на пол. Натсэ, поколебавшись, наступила на неё. Рука поднялась. Натсэ взмахнула руками, чтобы удержать равновесие. Ладонь хранителя остановилась на уровне его груди. Другую руку он с грохотом запустил себе в грудь. Звук был такой, словно кто-то ворочает камни. А когда рука показалась вновь, на ней лежало сердце.
Я и сам не знал, что ожидал увидеть. Воображение рисовало то обычное бьющееся человеческое сердце, но чёрного цвета, то сердце, выточенное из камня. Реальность оказалась примерно посередине и немного в другой плоскости.
Сердце было каменным и оно — пульсировало. Вот как-то так, да. И размером оно было больше головы Натсэ. Что ж за человек был, который носил в груди такое? Может, раньше люди были больше? А может, теорию Четырёх Сердец не зря назвали «теорией». Может быть, то, что на самом деле происходило в те незапамятные времена, когда зарождалась Стихийная магия, уже просто никому не понять и не вспомнить...
— Почему я? — спросила Натсэ. — За что? Ты ведь всё правильно сказал обо мне.
Прежде чем хранитель успел ответить, наше существование оказалось расколото на «до» и «после» коротким сообщением.
ЗОВАН: Морт, он здесь. Дракон напал на город. Я не смогу защитить Денсаоли один!
Глава 34
ЗОВАН: Морт, он здесь. Дракон напал на город. Я не смогу защитить Денсаоли один!
В первый миг я скорее разозлился. Да какой там «защитить»?! Валить надо! Сколько раз обсуждалось!
Но потом, буквально через секунду, я понял, что Зован, как рыцарь, пусть и бывший, выполняет приказ. Я велел ему затаиться снаружи и докладывать — он и остаётся. Даже если Дракон встанет напротив него, он не отступит и будет стоять, закрывая собой Денсаоли.
А я ещё сомневался, стоит ли его брать с собой.
МОРТЕГАР: Уходите на остров, немедленно.
ДЕНСАОЛИ: А как же вы?
МОРТЕГАР: Выполнять!
ЗОВАН: Есть.
ДЕНСАОЛИ: Улетаем.
— Пламя напало на город, — сообщил я вслух, не то для Кевиотеса, не то для хранителя, ни один из которых не входил в Орден Социофобов. — Давайте закончим поскорее.
Натсэ перепрыгнула с одной ладони хранителя на другую. Склонилась над пульсирующим сердцем.
— Таково оно, Сердце Земли, — негромко пророкотал хранитель. — Чувствуешь ли ты его силу?
— Да, — едва донесся до меня ответ Натсэ. — Чувствую. Но почему ты выбрал меня?
— Когда сюда приходит глава клана, он лишь смотрит на Сердце, понимая его силу. Но вы пришли, чтобы его забрать. Подчинить себе всю Землю, сколько ни есть её в мире. И я должен был выбрать достойного. Того, чьё сердце бьётся в унисон с Сердцем Земли. Ты тверда, как сталь, Натсэ Леййан. Ты твёрдо стоишь на ногах. И ты честна с собой и другими. Ты не способна предавать.
— Наверное, ты плохо читал у меня в душе́, — возразила Натсэ. — Пропустил, как я убила Искара.
— Наверное, ты плохо читаешь у себя в душе́, — сказал хранитель. — Ты принесла ему жертву, которую он принял, как должное. И после этого уже не могла предать. Ты сражалась за того единственного, кого любила. В тебе нет переменчивости, Натсэ. Ты — как цельный кусок камня. Любовь высечена в твоём сердце, и ни один маг не изменит эту надпись, никогда. Поэтому ты достойна Сердца Земли.
Слушая его, я почувствовал какое-то смущение, что