Он то и дело косился на горящий на полу костерок без дров. Ясно, хочет прыгнуть в огонь и трансгрессировать хоть куда-нибудь.
— Вы, или я? — спросил Мердерик.
Ответили руки Натсэ. Они, будто две смертоносные птицы, вспорхнули к голове мужчины, почти ласково схватили его за подбородок и затылок — пришлось привстать на цыпочки — и повернули. Знакомый до ностальгии хруст и знакомое ощущение, когда только что живое тело обмякает и превращается в мешок дерьма.
Натсэ позволила ему упасть.
— Вот и закончился твой клан, Мелаирим, — тихо сказала она и посмотрела на Мердерика. — Почему?
Он пожал плечами и убрал меч в Хранилище.
— Потому что вы — то немногое, ради чего я ещё продолжаю влачить своё существование. Не подумайте, будто я говорю о любви, нет, ничего такого. Зовите это... уважением.
— Уважение, — повторила Натсэ. — Ясно. Спасибо.
— Не за что, — кивнул Мердерик. — Что дальше?
— Дальше? — Натсэ усмехнулась. — Дальше... Что ж, сэр Мердерик, дальше мы разорвём Дракона на тысячу кусочков. Больше я не намерена откладывать это счастье.
НАТСЭ: Морт, Авелла, я иду к вам. Скажите мне, где вы!
АВЕЛЛА: Натсэ?! Ты свободна?
НАТСЭ: Где вы?!
АВЕЛЛА: Тентер! Ты... Не ошибёшься.
@Тут был Чеширский Кот (=^ ? ^=)
by Оладушек
Глава 58
— В нашем распоряжении оказалось два мага Воздуха, один маг Земли, один маг Воды и один маг Огня. Не то чтобы нам всё это было нужно, чтобы заполучить Сердце Воды, просто если уж начинаешь заниматься магией, то вскоре вязнешь в этом по уши. Единственное, что меня беспокоило — это маг Огня. Нет ничего более опасного и нестабильного, чем плохо обученный маг Огня. Но что-то мне подсказывало, что вскоре придётся прибегнуть и к его помощи...
— Что ты несёшь? — Боргента наконец-то сочла необходимым повернуться к Мише.
Она стояла возле дома и без толку вглядывалась в далёкое-далёкое ничего. Во всяком случае, Миша там ничего, кроме голубого неба, не видел, а потому и не считал, что там что-то, заслуживающее внимания, есть.
— Привлекаю внимание, — честно сказал он.
— Зачем?
— Ну как тебе сказать... — Миша почесал затылок, изображая крайнюю задумчивость.
Он никогда не страдал растерянностями в общении с противоположным полом. Прекрасно чувствовал, что слова тут — вообще ни разу не главное, главное — это невербальный месседж. И сейчас Боргента явно нуждалась в том, чтобы он как минимум немного стушевался под её напором. Ей было нужно чувствовать себя сильной сейчас, когда у неё отобрали дочь.
— Ведёшь себя, как ребёнок, — отчитывала его Боргента. — Я ведь попросила оставить меня одну.
— Ладно, как скажешь, — вздохнул Миша. — Пойду в дом, наколдую чего-нибудь непоправимого.
Он сделал пару шагов к двери, когда Боргента вцепилась ему в руку. Миша, прежде чем повернуться к ней, довольно улыбнулся.
— Прекрати! — Боргента была серьёзна, как академический словарь. — Чего ты пытаешься добиться?
— Честно? — Миша почувствовал, будто некая дверца перед ним приоткрылась, и нагло сунул ногу в щель. — Хочу, чтобы ты перестала грустить в одиночестве и поговорила со мной.
От неожиданности Боргента вздрогнула и тут же отпустила его руку. Наверное, так нагло к ней в душу ещё никто не забирался. Тут, небось, у всех манеры, этикеты, прочая скукотень.
— О чём ты хочешь поговорить? — спросила она мрачно.
— Да о чём угодно, — пожал плечами Миша. — Может, о твоей дочери?
Опять вздрогнула. Отвернулась, но тут же покосилась. Ей до смерти хотелось выговориться, но она не знала, можно ли доверять этому бестолковому попаданцу.
Миша опустился на левую половину крыльца, стараясь показать, что он и не навязывается вовсе. Боргента оценила жест, обдумала и присела на правую половину. Миша мысленно поздравил себя с выигранной битвой. Однако до победы в войне было ещё далеко.
— Сколько тебе было, когда она родилась? — задал Миша вопрос, который казался ему главным.
Ответа он немного боялся. Потому что если сопоставить определённый на глаз возраст Боргенты с на тот же глаз определённым возрастом Маленькой Талли, то получалось, что Боргента родила лет в одиннадцать-двенадцать. Ну, в тринадцать максимум, это уже если здравый смысл лесом послать. На двадцать лет Боргента не смотрелась. Двадцать — это уже некий рубеж, он чувствуется.
Миша, во всяком случае, всегда такие вещи чувствовал и никогда не мог поверить в истории парней, которые «думали, что ей восемнадцать». Да ладно! Ну как можно не понять, сколько лет девчонке? Можно не хотеть понимать — это ладно. Но реально не понимать — это уже диагноз. Боргенте, при всех доступных и возможных скидках, льготах и фантдопущениях, было лет девятнадцать.
— Столько же, сколько и сейчас, — сказала Боргента.
— В смысле?
— В прямом смысле. Талли родилась... — Боргента зашептала, загибая пальцы на руках. — Почти две недели назад.
Миша долго и задумчиво смотрел на Боргенту. Она повернулась, встретила его взгляд и невесело усмехнулась:
— Да, извини, я уже забыла, что это — удивительно. Такой вот она необычный ребёнок. Из-за отца.
— А отец кто? — спросил Миша, предчувствуя, что ответ ему не понравится.
Боргента покраснела, отвернулась. Миша молча ждал. И предчувствие его не обмануло.
— Всё равно узнаешь, — буркнула Боргента. — Мортегар.
— Чего? — выдохнул Миша.
— Ну, если быть точной, то не совсем он. Его тело.
— А. В смысле, он пьяный спал?
— Нет! Дурак. В его теле была душа Авеллы. И — да, мы немного выпили. Я тогда была влюблена в него...
Мише захотелось упасть с крыльца. Мортегар! Нет, это уже слишком. Он никак не мог состыковать в голове того пацана, которого видел в Красноярске, с тем человеком, который жил здесь. Тот, хоть и драться умел, всё же был какой-то затюканный, что ли. С Натсэ даже рядом идти боялся. А этот?!
Две жены, ребёнок от третьей, глава клана... Что за читерство такое, а? Где справедливость?
— Так это что... Ты — тоже его жена?
— Нет! У него одна жена — Авелла.
— А Натсэ?
— Она — мирская супруга, это совсем другое. И не произноси больше при мне её имя.
На всё, что касалось Натсэ, Боргента реагировала, как кошка на апельсин. Миша в детстве любил прикалываться над кошкой — совал ей под нос апельсиновую корку. Кошка сжималась, как пружина, прыгала задом наперёд и, презрительно дёрнувшись, уходила.
Ниитлис, мать Натсэ, поступила крайне неразумно, оставшись здесь, в доме. Но проявила сообразительность, закрывшись в спальне дочери и не подавая признаков жизни.
— Как скажешь. — Миша поднял руки. — Так ты...
— Мортегар принял меня в свой род