Повозка остановилась посреди дороги. Лошади вставали на дыбы, били копытами, но не сдвигались с места. Всадники и возница замерли на месте. Глаза моих тюремщиков почти вылезали из орбит, а рты были открыты в беззвучном крике. Они кричали! Но из их глоток не вылетало ни звука! Я вскочила в страхе, чтобы увидеть, от чего они пришли в ужас. Оглядывалась по сторонам. Но дорога была пустынна, а вокруг меня было спокойно и тихо. Только макушки деревьев вдоль дороги шевелились беспорядочными рывками. Вверху высоко в небе хаотично клубились воздушные потоки сквозь которые метались огненные птицы. Я внимательно взглянула на своих церберов… И увидела… Их тела оплетали тонкие, почти прозрачные нити воздуха тянущиеся сверху, не давая сдвинуться с места или пошевелиться. Эти нити могла увидеть только я, для остальных они были невидимы. Сами они не могли понять, что происходит. Кто схватил их и заткнул рты. Я в изумлении, восторге и ужасе одновременно наблюдала некоторое время это светопреставление. Пока до меня не дошло. Было ли это заклинанием невольно сорвавшимся с моих губ или родившемся в моей душе. Или это было ответом на мои молитвы и чаяния. Но мне дали возможность убежать, задерживая на время моих надзирателей. От повозки в сторону тянулись такие же нити, но они искрились чистотой и покоем. Не раздумывая дальше я сорвалась с места и бросилась по этой божественной дорожке, уводящей меня в сторону, дальше от моих мучителей. Я не знала куда двигалась, есть ли впереди жилье и люди, главное — скрыться подальше. Потом я буду думать, что делать, куда идти. У меня как будто выросли крылья, я мчалась через лес не замечая ветвей, которые хлестали и били моё тело. Мои бальные туфельки развалились, я потеряла их прыгая через поваленную корягу. Чувствовала, как в ноги впиваются иглы сосен, засохшие и острые, давно опавшие, наверно, скинутые с веточек сильным ветром. Птицы примолкли и стояла оглушающая тишина. Не помню, сколько я так мчалась не разбирая дороги. Совершенно внезапно силы мои иссякли и я рухнула у очередного дерева споткнувшись о его корни. Видимо, милость богов на этом закончилась. Снова стали слышны звуки окружающие меня, птицы гомонили, ветви скрипели под ветром, а сам он тихонько плакал и подвывал. Но я была благодарна и такой малости. Сомневаюсь, что смогла бы скрыться от своего окружения в других условиях. Оборотни и велиары исконные охотники, им ничего не стоит отыскать свою жертву. Здесь же я поняла, мои запахи и следы были уничтожены с помощью первозданной стихии. Стихии, которую я сама же и вызвала и заставила действовать по своему разумению. Невольно. Но разве я этого не хотела в своей душе?
Не заметила как стемнело. Лес окутался ночной тенью. Мне стало страшно и одиноко, я свернулась в клубок и заснула. От напряжения, усталости, голода. Силы истекли из меня. Все их я отдала на рождение стихии.
Проснулась я от веселого щебета птиц над головой. Они сидели на ветвях и удивленно поблескивали круглыми глазками. Да, для них я представляла интересную картину. Грязная, растрепанная, исцарапанная, в одежде висящей на мне лохмотьями сквозь которое видно голое тело. Красавица, что ни говори. Я зашлась в истеричном смехе. Птицы вспорхнули со своих веток, а я каталась по земле и не могла успокоиться. Обессилев, я наконец замолкла. С трудом села, прислонившись к стволу. Оглянулась. Береза. На меня хлынул освежающий поток. Я закрыла глаза и отдалась этому чувству родства. С некоторых пор береза ассоциировалась у меня с Борвесом и чувством покоя. Её близость придавала сил и уверенности. Их я сейчас и почувствовала.
***
Я брела по лесу. Становилось всё темнее. Не потому что сумерки наступали. Лес становился всё гуще и глуше. Я уходила в сторону от дороги где остались мои похитители. Знала, что могу зайти в самую непролазную чащу, но заставить себя двигаться обратно, чтобы быть ближе к жилью не могла. Вот оно русское авось в полном своем выражении. Авось выйду на тропу. Авось найду домик в лесу. Авось выйду к людям. Другим людям. Не велиарам.
Ноги нещадно болели. Ступни были изранены в кровь. Еще у березы я оторвала полосу ткани от подола и обмотала ноги. Это мало помогало. Раны были не залечены. Тратить силы пытаясь сделать невозможное не стала. Только слегка убрала болевые ощущения. Раны на руках медленно заживали, покрывались тонким слоем новой кожи.
Набрела на несколько кустиков ягод. Малина. Откуда здесь в этой чащобе взялась малина? Но отвечать на этот вопрос самой себе не стала. Съела. Мало, только раздразнила голод. Очень хотелось пить. Но ручья поблизости никакого не видно и не слышно. Подумала, если мне сейчас встретится какой нибудь зверь, даже бешеный заяц, я буду для него легкой добычей. Ни физических сил ни внутренних практически не осталось. Я шла до конца дня, когда было уже практически не видно куда наступаю, свалилась в банальном голодном обмороке. Всё таки четыре дня голодовки — много даже для меня.
— Пей, — услышала тихий голос. Ну вот, уже галлюцинации слуховые пошли, подумала я и почувствовала возле губ что-то холодное. Судорожно дернулась, но меня удержали и в горло полилась влага. Кисленькая. Я сделала глоток. И уже не обращая внимание на то, что это может быть всего лишь моим миражом стала глотать. Пусть это все не взаправду, хотя бы в отключке напьюсь.
В следующий раз я очнулась и открыла глаза.
Напротив меня стояла молодая женщина с каштановыми волосами и зелеными глазами. Одета она была привычно для моего глаза — юбка до икр, блуза с завязочками, как в некоторых народных костюмах, с широкими рукавами стягивающимися к запястьям и передник. Ни дать ни взять молодка из села. Только бледная немного. Она улыбалась доброй улыбкой и протягивала мне кружку из бересты.
— Пей, тебе сейчас надо много пить.
Я с удовольствием напилась, по вкусу клюквенным напитком. Неужели я до самого болота добрела? С облегчением откинулась на мягкие подушки. Я лежала на узкой удобной кровати, покрытой свежим бельем. Надо мной деревянные балки. Стены из свежеобтёсанного дерева. Деревенская изба? Откуда она здесь в лесу?
— Где я? — попыталась спросить, но голос пока меня не слушался и вышел хрип.
— Молчи пока, отдыхай, тебе надо еще несколько дней полежать.
Я вопросительно смотрела на неё. Она поняла, вздохнула и ответила, улыбка не сошла с губ, но была уже какой-то приклеенной.
— У меня ты в лесном доме. Ягия меня зовут.
Я вздрогнула, ассоциировав имя с Бабой-Ягой. Но