— Он был садовником, — и это было правдой.
— Как мило, — улыбнулась медсестра. — Я уверена, он будет рад вернуться к своей работе, когда война закончится. Какая отвага — пойти в добровольцы в его возрасте и с его недостатками, — ее позвали, и она унеслась, а я вернулась к Лео.
В конце недели Лео стало заметно лучше, а моя койка в гостинице для родственников понадобилась другой женщине, поэтому я решила, что пора возвращаться в Англию. Мы знали, что скоро Лео приедет вслед за мной, а Флора с Розой скучают без меня. Сиделки сделали мне подарок — книгу детских сказок на французском языке, написанную каким-то Эзопом. В ней были чудесные иллюстрации, на которых были изображены животные. Я решила, что когда вернусь, покажу ее дочкам, а затем уберу, пока они не научатся читать по-французски.
Я попрощалась с матерью Джейми, круглосуточное бдение которой подходило к горестному концу. Мы поплакали вместе, обнялись и расцеловались на прощание. Затем я долго ехала до Булони и, наконец, поднялась по сходням отплывающего вскоре корабля.
Стоя на палубе и глядя на серое море, я вспомнила свое недавнее путешествие во Францию, свою панику и страх, ужасный миг отчаяния, когда я увидела белокурого молодого офицера и подумала, что моя поездка бесполезна. Но к счастью, это оказалось не так. Вскоре облака разошлись, и я увидела утесы Англии — Англии, где меня ждали дети. Мое сердце подскочило от волнения и нетерпения.
Несколько дней спустя мы узнали, что Лео перевели в бристольский военный госпиталь. Я стала регулярно навещать его. Руку Лео поместили в другой лубок, теперь она была уже согнута в локте и лежала вплотную к груди. Лео мог вставать и гулять, хотя его нога еще болела. Его слух постепенно возвращался к норме, но мы, кажется, оставили привычку разговаривать друг с другом, или, может быть, присутствие других людей стесняло нас. Теперь я не сидела рядом с ним за шитьем, как во Франции. Я предпочитала ездить в Бристоль с мистером Селби — не говоря уже о том, что он составлял мне компанию в поезде, Лео лучше слышал его голос, чем мой. То же можно было сказать и о мистере Уоллисе.
Мистер Уоллис приехал в отпуск неделю спустя после того, как Лео вернулся в Англию. Он сказал, что хочет сельской тишины и спокойствия, и собирался снять комнату в деревне, но я настояла, чтобы он занял свою прежнюю комнату в Истоне:
— Оставайтесь у нас сколько угодно, мистер Уоллис, мы всегда рады вам.
Поблагодарив меня, он сказал:
— Вы не представляете, как я был поражен, когда получил письмо Клары, где говорилось, что его светлость записался в армию! Но потом я подумал, что, пожалуй, это неудивительно — кровь сказывается, знаете ли. Я съезжу и повидаюсь с ним, пока в отпуске.
На следующий же день мистер Уоллис поехал со мной в Бристоль. Им с Лео, конечно, было о чем поговорить — ведь они оба побывали в армии. Когда мы уезжали, они пожали друг другу руки, а Лео указал на три нашивки на рукаве мистера Уоллиса:
— Теперь вы старше по чину, чем я, — и они засмеялись.
В поезде мистер Уоллис сказал мне:
— Знаете, пребывание в рядовых пошло ему на пользу — обкатало кое-какие острые углы, должен признать. Он слишком много времени проводил, ухаживая за своими розами и носясь со своими проблемами, но теперь у него есть и другие темы для размышлений, — он взглянул на меня и улыбнулся. — Кстати, по-моему, его взбодрила не только армия. Когда вы вошли в палату, моя леди, у него был такой вид, будто он потерял пенни, а взамен нашел драгоценности имперской короны! — мои щеки вспыхнули, но я тоже заметила это выражение на лице Лео. Я была так рада, что наконец, полюбила его.
За три недели, проведенные в Бристоле, слух Лео восстановился почти полностью. Лео еще хромал, но отказался от трости, осторожно прогуливаясь без нее. Медсестра сказала мне, что скоро его переведут в госпиталь для выздоравливающих, но не приняла в расчет самого Лео. Едва услышав об этом, он послал мистера Селби в Лондон с письмом к генералу, с которым вместе учился в Итоне, и на следующий день получил записку об освобождении из госпиталя. Ему разрешили выздоравливать дома, под присмотром доктора Маттеуса.
Глава тридцать пятая
Мистер Хикс поехал вместе с мистером Селби, чтобы забрать Лео из госпиталя, на случай, если тому станет плохо в поезде. Когда экипаж уехал на станцию, я с детьми села в большой гостиной дожидаться его возвращения. Едва заслышав шорох колес по гравию, Флора с Неллой выбежали в холл. Мистер Тимс открыл дверь, и мы увидели, как Лео под присмотром мистера Селби выкарабкивается из экипажа. Флора взвизгнула: «Папа!» и побежала вниз по ступеням, но Нелла опередила ее. Роза наблюдала за ними с моих рук, изумленно раскрыв рот — она совсем не помнила отца.
Когда мы пили чай, Роза все еще дичилась его. Но, увидев, что Флора сидит рядом с Лео и вовсю болтает, она наконец, решила признать его. Зажав в вытянутой ручонке кусок торта, Роза доковыляла до дивана и вручила лакомство Лео.
— Она уже хорошо ходит, — гордо улыбнулась я.
— Лучше, чем я сейчас. Спасибо, Роза, очень мило.
Лео выглядел очень бледным к концу чаепития — поездка явно утомила его. Я сказала ему, что вечером сюда обещал зайти доктор Маттеус, а к его приходу пациент должен лежать в постели. Лео пытался сопротивляться, но я настояла:
— Ты еще не выздоровел. Мистер Тимс принесет тебе ужин в постель.
Посетив Лео, доктор Маттеус зашел ко мне в гостиную.
— Ничего страшного, леди Ворминстер. Однако он устал с дороги, будет лучше, если он позавтракает в постели, и не будет вставать без моего разрешения. Я зайду к нему завтра после утреннего приема.
Доктор уже выходил, когда я окликнула его:
— Доктор Маттеус, может быть, вы завтра расскажете Лео, что говорил лондонский доктор — что его кривая шея не передается по наследству? — я покраснела от смущения.
— Разве вы не написали ему? — удивился доктор Маттеус.
Я отрицательно покачала головой.
— Ладно, разумеется. Утром я вставлю об этом словцо.
Я была рада, что об этом поговорит доктор Маттеус, потому что у меня были другие слова для Лео — теперь, когда он снова хорошо слышал, я хотела рассказать ему, что наконец, полюбила его. Но я не знала, как начать.
Когда после ужина я постучалась и робко вошла в спальню Лео, было ясно, что сейчас некстати
