Когда Фрэнсис узнал это, он очень разозлился. И я тоже, после того, как он вернулся ко мне и рассказал об этом. Моя бедная Жанетта сделала это из любви к своему кузену, а что сделал он! Я только поблагодарила судьбу, что она ничего не узнала о его предательстве. Это разбило бы ее сердце.
Я вспомнила, о чем Фрэнк говорил мне у статуи, и только теперь поняла, что он говорил не о матери, как мне подумалось, а об отце. «Те, перед кем ты преклонялся», — а он преклонялся перед своим дядей Жан-Полем. Мой бедный Фрэнк.
— Мадам, если вы скрывали правду так долго, не добрее ли было скрывать ее и дальше? — тихо спросила я.
Оно поняла меня, но отрицательно покачала головой:
— Добрее для Фрэнсиса, да, но не для вашего мужа.
— Но я не понимаю почему...
— Миледи, — прервала она меня. — Фрэнсис хотел забрать вас у мужа, и я рассказала ему об этом, чтобы он задумался о возможных последствиях такого поступка. Ваш муж потерял одну жену, а мне не хотелось бы, чтобы он потерял и другую, из-за человека, к которому относился как к сыну.
— Я никогда не бросила бы Лео.
— Я не была в этом уверена. Я знала одно — что Фрэнсис, как и его отец, умеет уговаривать. Но я знала и другое — в глубине души он лучше, чем его отец. Я надеялась, что увидев, последствия эгоизма Жан-Поля, он со временем поймет, какое зло собирается сделать.
— Но у него не оказалось этого времени! — горько воскликнула я.
— Да. Но он умер храбро, защищая родину. Он упокоится в мире. Но она, моя Жанетта, не упокоилась в мире. Вот из-за этого я и приехала сюда.
Тереза немного помолчала, собираясь с силами.
— Миледи, я вижу по вашим глазам, что вы осуждаете мою Жанетту, — продолжила она. — Это естественно, потому что вы преданны своему мужу. Но теперь вы убедились, что она не была грешницей, хотя и согрешила.
Слова, сказанные Терезой, поворачивали калейдоскоп прошлого, создавая новый узор, но я все-таки сказала:
— Ей нужно было рассказать моему мужу правду, прежде чем дать согласие выйти за него замуж.
Тереза молчала. Затем она вздохнула:
— Да, миледи, нужно было. Но вы сильная, а она была слабой, как большинство женщин. Она ничего не рассказала ему. Однако она сказала, что не может дать ему любви, а только уважение. Он ответил, что надеется, что со временем она полюбит его, а сейчас его любви хватит на двоих. Он говорил правду, миледи. Простить ей все, признать прижитого ею сына наследником, — это была великая любовь.
— Но все-таки вы утверждаете, что он выгнал ее.
— Да, — я видела, что Тереза с трудом сдерживает волнение. — Поймите, миледи, она — мой выкормыш, мое дитя. Ради нее я сделала бы все, — она склонилась к своей корзинке и достала оттуда тетрадь в кожаной обложке с золотым замочком. — Она вела дневник, моя Жанетта — это было ее прибежище. Я не знала, о чем она там пишет, но догадывалась. Она всегда держала это в тайне. Видите, здесь замок, а ключик на цепочке она носила на шее. Вот он, миледи. — Тереза засунула руки за высокий воротничок своего черного шелкового платья и вытащила ключ. Наклонившись, она сняла цепочку с шеи и бережно положила ключ на коричневую поверхность тетради. — Жанетта всегда запирала тетрадь, но я была ее горничной. Однажды, когда она была в ванной и оставила ключ на туалетном столике, я отперла ее.
— Вы ее прочитали?
— Нет. В те дни мне нельзя было прочитать ни единого слова. Жанетте это не понравилось бы.
— Тогда зачем же вы отперли замок?
— Миледи, это было здесь, в Истоне. Фрэнсис был в детской, он был чуть постарше вашего сына, который теперь займет его место. Приняв ванну, она пошла к нему, как это делают матери, а я... я отнесла эту тетрадь вниз и оставила на письменном столе ее мужа. Я не знала, прочитает он ее дневник или вернет непрочитанным, но любящий мужчина, всегда желает знать побольше о любимой женщине, поэтому я надеялась, что он соблазнится — так и вышло. А на следующее утро все и случилось.
Прошел день, а затем ночь. Миледи, это были самые длинные день и ночь в моей жизни. Жанетта хватилась дневника, но я солгала, что не помню, куда засунула его по ошибке, и обещала скоро найти. Она не слишком взволновалась из-за этого, считая, что он заперт. Она доверяла мне, кроме того, в то время ее голова была занята другими делами.
На следующее утро одна из горничных нашла тетрадь в гардеробной и принесла мне. Я заперла ее и отдала Жанетте, сказав, что нашла в своей комнате. В то утро она не стала писать, а просто положила ее на туалетный столик, а потом пришел он и выгнал мою Жанетту. А теперь вам тоже нужно прочитать ее, миледи, — она протянула мне тетрадь, но я не взяла.
Тереза встала и подошла ближе.
— Фрэнсис сказал мне, что вы говорите по-французски. Узнав это, я поняла, что должна приехать сюда, потому что всемилостивый Господь сделал чтение возможным. Возьмите ее, миледи.
Я все еще не решалась. Лицо Терезы исказилось от тревоги.
— Вы читаете на нашем языке, миледи, или только говорите? Я тоже немного говорю по-английски, но не умею читать. Может быть, вы...
Она выглядела такой огорченной, что я заверила ее:
— Я могу читать по-французски, мадам.
— Все правильно, это Божья воля, — облегченно вздохнула она. — Возьмите тетрадку.
— Но... это ее личный дневник.
— Миледи, она хотела, чтобы вы прочитали то, что прочитал он. Это была ее предсмертная воля. Она сказала мне: «Тереза, когда он снова женится, отнеси мой дневник его новой жене и попроси прочитать перед тем, как передашь ей мое сообщение». Возьмите его, миледи, пожалуйста, — и я взяла.
Наконец она взялась за корзинку:
— Теперь я оставлю вас. В селе есть женщина, портниха. Когда я жила здесь, мы часто разговаривали о модах. По пути сюда я встретила ее на станции, и она сказала, что я могу прийти к
