— Ладно, — раздраженно зарычав, я откинулся в своем кресле. — Что бы там не нужно было сделать для улучшения моего имиджа, я это сделаю.
— Сделаешь? — спросил отец.
— Я обещал тебе, когда ты впервые рассказал нам о своих планах, что сделаю все, чтобы тебя избрали. Возможно, это значит не так много, но я человек слова.
— Я рад слышать это, сын, потому что то, о чем я собираюсь попросить тебя — довольно необычно.
— Дай угадаю, ты хочешь, чтобы я пошел волонтером в лепрозорий? — шутливо предположил я.
— Я хочу, чтобы ты объявил о помолвке.
— Хорошая попытка, папа, — хрюкнул я. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Я хочу, чтобы ты объявил о помолвке, — медленно выговаривая, отец осторожно повторил.
— Да, я и в первый раз услышал.
— Тогда, почему ты переспрашиваешь?
— Прости за очевидность, но сама идея о том, что ты просишь меня объявить о помолвке ради твоей кампании, немного абсурдна, чтобы в нее поверить.
— Нет, Баррет, я еще никогда не был так серьезен.
— Боже, — пробормотал я, закрывая лицо руками.
— Я знаю, это звучит слишком…
На моих губах застыла маниакальная улыбка.
— Слишком? Я бы сказал, что это сраное преуменьшение года.
— Я никогда не говорил, что то, о чем я собираюсь просить тебя, будет легким.
— Неужели нельзя просто вплотную заняться волонтерскими обязанностями, чтобы изменить мой имидж? Например, благотворительность или что-нибудь такое?
— Восприятие тебя могут изменить только принятые обязательства, — мой отец скупо улыбнулся. — Пришло время вырасти в их глазах. И это можно сделать, показав им, что ты повзрослел и оставил позади свое фривольное прошлое. Брак — это естественный этап.
— Ты прекрасно знаешь, что я не из тех, кто женится.
— Да, я знаю это лучше прочих, но люди могут меняться и меняются. После того, как потерял Силию, я поклялся, что никогда больше не отдам свое сердце другой женщине. И многие годы я держал это обещание, а потом появилась твоя мама… — на его лице появился влюбленное выражение, которое бесило меня, когда я был подростком, но сейчас завораживало больше, чем что-либо другое.
Я не мог представить такое выражение на своем лице, никогда. Не мог представить, что когда-нибудь действительно появится женщина, которой мне будет достаточно. Родственные души, половинки и прочее дерьмо. Вряд ли есть женщина, которая будет смотреть на меня так же, как мама смотрела на отца. То, что было между ними, встречалось очень редко, и я не видел таким себя. Никогда.
Берни, сидевший напротив, откашлялся.
— Баррет, думаю, важно напомнить тебе, что твой отец не просит тебя жениться по-настоящему. Это просто прикрытие. После выборов, ты можешь вернуться к своему образу жизни, или еще раньше, если его не изберут на предварительных выборах.
— Даже если так, это чертовски долго для того, чтобы быть связанным с кем-то, кого я даже не знаю, — упорствовал я.
— Обратись к голосу разума, Баррет, — наклонившись ближе, отец сжал мою руку. — Если дела пойдут хуже, и я не пройду праймериз или не выиграю выборы, ты правда хочешь потом гадать, было ли что-то, что ты мог бы изменить?
Я присвистнул.
— Играешь на чувстве вины, папа.
— Я бизнесмен и использую все средства, — улыбнулся отец.
— Что ж, а что если я проигнорирую голос совести, который говорит, что нужно согласиться, и откажусь участвовать в этом маскараде?
— Тогда ты не оставишь мне другого выбора, кроме как принять жесткие меры.
— Могу ли я предположить, что твои жесткие меры будут хуже, чем игра на совести?
— Боюсь, что так.
— Окей, давай. Что же это будет?
— Ты потеряешь свое место в «Каллаган Корпорейшн».
Я прохрипел от ужаса. Твою мать! Он не шутил, когда сказал про жесткие меры. Хотя я работал полный день лишь два года, на самом деле я работал в компании каждое лето с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Сначала отец отправил меня в отдел рассылки, и мне пришлось пройти весь путь наверх самому, чтобы я представлял себе внутреннюю деятельность компании. «Каллаган Корпорейшн» была моей жизнью.
— Ты не можешь… Ты не посмеешь!
— Так как я — держатель контрольного пакета акций, то могу уволить любого, даже свою плоть и кровь, — отец смотрел на меня умоляюще. — Я очень не хотел бы прибегать к таким мерам, сын, но если ты меня вынудишь, я сделаю это.
— Боже, — пробубнил я.
Вот вам молот и сраная наковальня. Я снова стоял перед леди с весами, и на этот раз чаша выбора была такой тяжелой, что ее пригвоздило к полу.
— Где-то в глубине души я знаю, что ты никогда бы не вынудил меня действовать силой, — отец вздохнул. — Я знаю это потому, что, несмотря на тот образ, что создали СМИ, у тебя невероятно доброе сердце.
— К чему унижать меня дешевой лестью, — пробормотал я.
— Это не лесть. Это правда.
Когда я посмотрел отцу в глаза, то знал, что он искренен. Этот человек крутился в политике тридцать лет, но слава небесам, это не испортило его. Если у меня и было доброе сердце, но лишь потому, что я получил его по наследству от него и от матери. Я лишь не знал, смогу ли когда-нибудь оправдать их доверие.
— Так ты сделаешь это? — отец улыбнулся.
Если я что и ненавидел, так это подводить своего отца. Из-за болезни сердца, которая проявилась, когда я был еще ребенком, я не смог увидеть его гордости за меня в военной форме. Все это предназначалось для старшего брата, и сейчас его жертва своей карьерой была предметом гордости кампании, в то время как мой не столь образцовый характер считался убытком и, в моих собственных глазах, разочарованием.
— Да, сделаю.
— Купился на блеф с увольнением, да? — подмигнув, сказал папа.
Проклятье. Такого я не ожидал.
— Ага, купился. Умеешь делать морду кирпичом.
— Отлично. Рад это слышать.
Он поднялся из кресла и коротко по-мужски обнял меня — легких обхват рук и похлопывание по спине.
— Спасибо, Баррет. Ты не представляешь, как я счастлив.
Его слова тоже делали меня счастливым, но он этого не увидит. Вместо этого, я принял невозмутимый вид.
— Слушай, я сказал, что сделаю. Но это не значит, что я не считаю эту затею провальной.
— Думаю, тебе еще предстоит узнать, что у нас на редкость хорошая история.
— Что ж, тогда постарайся вписать в
