он обязательно является 'крайнистом'. И не обязательно в политике. К примеру, изобретатель всегда рассматривает крайние ситуации, ищет идеальный результат, мыслит последовательно и четко. Лишь тогда его мышление плодотворно. Также и социальный, политический мыслитель — должен уметь классифицировать, обобщать. К примеру, он видит не разрозненные факты избиений людей полицией, а подавление полицаями как структурой — народа, как группы. Ясно, что к своим истязателям народ не может относится хорошо. А отсюда вытекает ненависть к той группе, что угнетает его материально или духовно. Высказать эту ненависть, возмутиться полицаями или жрецами, дойти в мышлении от начальных предпосылок — до логического конца, до 'края' — это и значит, стать 'крайнистом'. Альтернатива этому — самоубийство собственного разума и логики, умственная нечестность, интеллектуальная трусость и двоемыслие. 'Борьба с крайнизмом' возводит управляемое недоумие в ранг государственной политики. Предписывает каждому быть идиотом. Но тот, кто предписывает интеллигенту идиотизм как метод мышления — заслуживает лишь безграничной ненависти, ибо покушается на его личность и мысль.'

Вслух же Янек ответил:

— Я же не намечаю никаких действий преступного характера, и никаких нарушений порядка…

'Не намечал' — мысленно поправился он — 'Но уж после всего, что я испытал за эту неделю, я обязательно найду повстанцев, и предложу им свою помощь!'

Подлейшин будто уловил мысль собеседника — в который уже раз. Улыбаясь, он спросил об отношении Янека к 'Союзу повстанцев', к их боевым акциям.

'Телепат чертов' — помыслил Янек

— Что ж… Я могу понять мотивы, которые движут повстанцами… — как бы размышляя вслух, медленно и осторожно, произнес он в ответ — Наверное, они хотят своими боевыми акциями обратить внимание общества на бедственное положение в области социальных прав…

— То есть, вы их поддерживаете? — быстро, как бы между делом, спросил Подлейшин.

Вопрос, однако, был не из тех, на кои отвечают быстро, и задавал его не тот, кому можно ответить откровенно. Не приняв навязанного темпа, Янек протянул медленно:

— Нет, не то… Не поддерживаю… Я могу понять их внутренние мотивы… Только это я и хотел сказать.

— Уважаемый Янек. — вмиг посерьезнел лейтенант — Вы отдаете себе отчет, что нарушения общественного порядка недопустимы?

Янек отдавал себе отчет даже и в том, что сам этот порядок несправедлив и должен быть уничтожен. Но он по-прежнему не желал ссориться с лейтенантом и превращать беседу в скандал. Студент лишь молча кивнул.

— Вы помните, как вас задержали на митинге?

Еще бы! Синяки с того случая зажить еще не успели… Янек вновь мрачно кивнул.

— Так вот — продолжил Подлейшин угрожающим тоном — Массовые мероприятия нельзя оставлять без контроля, и РСБ их контролирует. Но непосредственно пресекает беспорядки полиция. Полицаи делают это очень жестко, заметили?

— Да — вздохнул Янек. — Но ведь митинг был разрешен… Я не участвовал в беспорядках.

Он вдруг вспомнил отчетливо, что видел там Подлейшина — в той же одежде, с той же прической — однако принял его за журналиста местной газеты.

— Ну, именно ваше задержание было ошибкой. Виновных полицаев мы найдем и накажем.

Подлейшин вдруг приветливо улыбнулся, и в который уже раз 'переменил свои приемы'. В старых романах именно так именуют внезапную смену жестов, мимики и настроя.

Эта изменчивость лейтенанта, внезапная смена угрозы на приветливость, и снова на угрозу, подчиненная общему плану беседы и строго по-актерски рассчитанная, восхитила Янека. 'Мне бы так…' — подумал он сокрушенно — 'Вот ведь, коричневая бацилла, а сколько полезного умеет. Учиться надо!'

— Наверное, на митингах ведется съемка скрытой камерой? — сказал Янек, чтобы хоть что нибудь сказать.

Меж тем лейтенант, сменивши гнев на милость, доброжелательно заметил:

— Вот по этому вопросу видно: у вас подлинно аналитический склад ума!

Слышать это было приятно — Янек не знал, что подобные комплименты избиты и стандартны для всякой вербовочной беседы. Он подумал: 'Ну ладно, пусть он коричневая бацилла. В этом его общественная роль. Но как человек-то он вроде неплохой, и ничего ужасного пока мне не сделал'. Видя, что собеседник клюнул на приманку, Подлейшин бодро зачастил:

— Да, бесспорно Вы обладаете всеми качествами, чтобы нам помочь. Нет, не меняйтесь в лице — не в борьбе с инакомыслием. А в борьбе с теми хулиганами, вандалами, которые вредят вам же, активным гражданам. Ведь их провокации и срывают митинги, и заставляют закручивать гайки. Предотвратив безобразия, вы поможете лояльной оппозиции добиваться своих требований, менять ситуацию к лучшему. К примеру, вы могли бы нас предупреждать заранее о том, что планируется какой-то митинг… Если услышите об этом от знакомых… А уж тем более — о чьих-то попытках продать или купить оружие, к примеру…

'Коготок увяз — всей птичке пропасть' — подумал Янек — 'Стоит им сообщить о каком-то безобидном митинге, и от них уже не отвяжешься. Организуют они и продажу оружия, чтобы проверить — сообщу ли я об этом… Этот путь с первых же шагов ведет в трясину…'

— Ой, рановато меня расхваливать — улыбнулся студент — А если я соглашусь вам помочь, то торговцы оружием будут день и ночь ломиться ко мне, чтобы проверить мою искренность, правда?

— О, нет — рассмеялся Подлейшин — Вы, я вижу, пытаетесь нас 'считать'. Прогнозировать наши действия… Но такие проверки мы устраиваем, только когда шпионов ловим.

Лейтенант заразительно улыбнулся, Янек рассмеялся тоже.

— Ну так как, согласны? — прищурился Подлейшин — Узнав что-то подозрительное, просто звякните мне на пейджер, и оставьте сообщение — 'встретимся, пивка попьем'. И мы обсудим ситуацию…

— Да лишнее это, наверное — напряженно улыбнулся Янек — зачем вам моя информация? На митинги ведь заявка подается за десять дней, вы будете знать о них и без меня… А хулиганов пусть обуздывают сами пикетчики, вандалы им вредят более всего… Излишней тут будет моя помощь..

— Ну, не стоит сгоряча отказываться — парировал лейтенант — Вы поможете нам, а мы поможем вам. Если вы испытываете какие-то трудности в учебе, или дискриминацию, или у вас иные проблемы — у нас есть кое-какие возможности, чтобы помочь вам.

Янек читал много книг о фашистской охранке времен войны. Он знал, что при деспотическом режиме даже его ищейки не самостоятельны, они подчинены машине, которая с одной стороны угрожает им карами, а с другой обеспечивает карьеру. Ему запомнилась и такая фраза, обращенная к одному из разведчиков: 'Не вы делаете агента, а именно агент делает вас, продвигая по службе'.

— Вы столь настойчивы — утверждающе спросил студент — очевидно потому, что от моего согласия зависит и ваша карьера?

— Да нет — отмахнулся лейтенант, хотя Янек угадал — Не в этом дело. Очередное повышение куда проще получить, раскрывая преступления взяточников и расхитителей…

'Но ваш-то отдел занят как раз их защитой, и ловлей инакомыслящих' — мысленно дополнил Янек. Вслух же произнес:

— Я очень вам благодарен за предложение помощи… Но особых проблем в учебе у меня нет, и какой-либо дискриминации я не ощущаю… Извините… Я ничем не могу вам помочь.

— Что ж — ответил Подлейшин — Вы все же подумайте еще над моим предложением. Подумайте. Давайте встретимся завтра, здесь же… В это же время.

Голос лейтенанта был загадочным, и ничего хорошего не сулил.

Батуронис кивнул, пожал протянутую руку, и обессиленный поплелся к автобусной остановке. Ему предстояли часы тяжелого ожидания, полного самых неприятных предчувствий.

Меж тем Подлейшин незаметно дал знак филеру, сидящему на дальней скамейке. Тот свернул газету и отправился вслед за Янеком: надо было выяснить его контакты. С кем студент поделится страшной новостью? Для понимания его психологии это было небезынтересно.

Сам же лейтенант вернулся в Управление. Порывшись в компьютерной базе, он выяснил: у Янека есть подруга, студентка из параллельной группы, по имени Наташа. В его изобретательном циничном уме возник план комбинации. Лейтенант вызвал сотрудника Стервяшкина. Это был специалист особого профиля