– Когда оживляла, не знала, что с тобой такое случится, – сказала ведьма, с удивлением уловив в своем голосе нотку раскаяния.

Мокей смотрел на нее темными немигающими провалами на месте очей.

– Моя душа тогда уже отлетела. Оживлять надо сразу же, не тянуть. Разве тебя этому не учили? А так ты вернула лишь частицу моей души. Может, она бы и восстановилась, однако я был тогда уже не человек, и Кощей выхватил меня из мира живых. С тех пор я тут. В услужении у хозяина Кромки.

Он вскинул голову, будто пытаясь показать, что его служба – нечто значительное и важное. А на деле… Теперь он кромешник, полутень-получеловек. И все же легкая судорога, пробежавшая по его лицу, указывала, что Мокей еще может переживать. Не только мстить и наслаждаться полученной им темной мощью, но и страдать. Хотя при этом глаза его оставались пустыми, как холодные черные камни.

Малфрида протянула к нему руки, он хотел отшатнуться, но сдержался. И она коснулась его шрама.

– Эта рана… У тебя что, нет одного глаза?

– Тут, в царстве Кощеевом, есть. – Он провел рукой, указывая на темноту пещеры. – А в мире людей… Это волхв Маланич постарался, когда, будучи в облике филина, разорвал мне лицо.

– Ты помнишь Маланича? Разве ты можешь помнить прошлое?

– С тех пор как ты почувствовала меня и окликнула по имени, я многое вспомнил. Я только и делал, что вспоминал. И понял, почему так вышло, что ты могла от меня родить.

Глаза Малфриды сверкнули желтым светом ярости, зрачок сузился. Ох, пусть лучше не напоминает ей о том, как это было. Мокей первый валил ее и насиловал. Потом отдавал другим. А затем снова приходил и насиловал. И она понесла от него. Да за это она…

Ведьма могла бы разорвать бывшего древлянина в клочья – пусть тогда бродит бездушной тенью во мраке. Даже Кощей после такого не сможет вернуть ему хоть каплю души, чтобы он мог что-то чувствовать. И это желание в Малфриде было так велико!.. Ее распирало от нахлынувшей ярости, она даже стала увеличиваться, покрываться чешуей, рот расширился до пасти, показались огромные клыки.

Малфрида всегда становилась Ящером, когда ее обуревал гнев. Но сейчас она вдруг словно перестала видеть Мокея. Ей неожиданно захотелось лишь одного – догнать оживших пленников и убить всех, настичь Добрыню и покарать его за своеволие в пещере… Ведьма давилась этим желанием, боролась с ним, понимая, что в теле Ящера она под очень сильным влиянием Кощея. Когда человеческое в ней исчезает, остается лишь воля Бессмертного, повелевающая чудищу убивать тех, кого он прикажет. Не Мокея, который ему верно служит, а проникших в подземное царство чужаков.

Розовая вспышка на миг привела ее в чувство. И она опять увидела перед собой Мокея, слизнула с губ… с самых обычных губ капельку сладковатой живой воды.

Кромешник пояснил:

– Это была последняя склянка из тех, что подобрал. Она оживила в тебе человека. Но вот надолго ли? Вижу, что нет. – Он указал на ее руки, из которых снова прорезались когти, снова появилась темная чешуя.

– Я должна закончить начатое! – прорычала глухим утробным голосом Малфрида. – Он приказал мне!

– И ты этого хочешь?

Хочет ли она разорвать освобожденных пленников и христианина Саву? А также дочь волхва Домжара? Да плевать ей на них! Главное – Добрыню уничтожить… Сама она не хотела этого. Но понимала, что в царстве Кощея Бессмертного приказ хозяина имеет наибольшую силу.

– Ты намерена убить витязя, который выступил против Кощея? – будто издалека услышала она голос Мокея.

В ее груди клокотало. Рык Ящера сменялся голосом, когда она пыталась говорить:

– Мы все тут должны служить Бессмертному, Мокей. И я, и ты. И сейчас мы… закончим начатое!

– Но ведь он наш сын. Я и то его пощадил.

Он пощадил Добрыню как живую частицу себя. Но Добрыня был и ее частицей. И все же…

Она вспомнила, как несла сына, совсем младенца, чтобы отдать в жертву Кощею в древлянском лесу. Помнила, как потом его вернул ей Малк. Тогда Малфрида больше удивилась, чем обрадовалась. А потом они жили в сосновом лесу над Днепром, и Добрыня тянулся к ней, она брала его на руки, малыш что-то лепетал. Он подрос, бегал крепеньким подростком, бил уток в заводях, а вернувшись, отдавал матери свою добычу и улыбался гордо. Она же показывала ему леших и водяных, он смеялся. Много чего она могла вспомнить… но не хотела. Или хотела?

– Я не хочу его убивать, – выдохнула она, ощущая в груди давящую силу, которая сейчас усмиряла ее собственную волю. Сопротивляться этому было так трудно! – Но разве смею поступить иначе?..

Она вдруг рассмеялась чужим, не своим смехом. Мокей видел, как она борется с тем, что повелевало ею. То клыки вырастали, искажая лицо, превращая его в оскаленную маску чудовища, то опять проступали ее собственные черты, глаза темнели, блеснув обычной слезой. Она была ужасна; все время менялась, то вскидываясь, как для прыжка, то сгибаясь и цепляясь за камни, будто пыталась удержать себя, подавить в себе чужие чары, но ей не хватало сил побороть их совсем.

Мокей не выдержал:

– Малфрида, помни только о том, что сын – твоя кровинка. Он твой сын! Наш сын!

Она замерла на миг, мотнула головой.

– А я дочь Кощея Бессмертного!

В том, как она это произнесла, был даже вызов. Мокей опешил в первый миг. И вспомнил, как Бессмертный то и дело говорил об ожидаемой гостье: хитрое дитя, разумное дитя… Кромешник теперь почему-то даже не удивился, чего, похоже, ждала от него ведьма. Он вдруг крикнул в ее скалящееся лицо:

– Нашла чем гордиться!

Ее клыкастая морда на миг застыла. Даже проступило что-то человеческое, удивленное. Он что, не понимает, что означает ее признание? Она дочь его повелителя! И вдруг до Малфриды дошло, почему именно Мокея Кощей выбрал себе в услужение. Этот парень всегда был себе на уме, всегда шел только своей дорожкой, был дерзким и непокорным… А такие Кощею в его скучной вечной жизни как раз и интересны. Иметь рядом не подчиненную тень, а постоянно испытывать и укрощать своевольного молодца – это ему было по нраву, ибо развлекало его. Для того и варягов, смелых, упорных, отчаянных, приказывал заманивать сюда себе на потеху.

От удивления она вновь пришла в себя. Спросила с насмешкой:

– Ты хочешь, чтобы Добрыня выжил? О да! Ведь тогда ты по-прежнему будешь иметь связь с вольным миром и время от времени сможешь возвращаться из-за Кромки!

– Так сына зовут Добрыня? Хорошо.

Она ждала, что еще скажет Мокей. Видела, как он смотрит то в сторону темных проходов пещеры, то на нее, то себе под ноги.