– С ней даже Бессмертный считается, – заметила Малфрида. – Вот и не злюсь, потому что ваше христианство мешает Кощею следить за вами.
– Я уже понял, – кивнул Добрыня. – Ну а когда не молимся? Это Сава верит, что одной молитвы на все дела хватит. Я же считаю, что доброе дело надо делать самому, хотя и с упованием на Всевышнего.
– Ох, не хочу я об этом говорить! Нашел место, где проповедовать, – передернула плечами ведьма.
Но Добрыня все же удержал ее, спрашивал: если крест мешает Кощею их рассмотреть, то тут, в своей пещере, может ли он их слышать? Разобрал с их слов, куда и зачем идут? Ну, про… Сейчас Добрыня даже не решался произнесли это слово – «кладенец».
Она подумала немного и чуть коснулась рукой груди сына, скрытой под переливающейся кольчугой. И тут же отдернула руку. Посадник понял: на крест указывает.
– Вот этот оберег и ограждает все, что с вами связано, от Темного.
– А если и ты крест наденешь? Сава – он посвященный, может освятить крестик.
– Ну и сказал! – хохотнула Малфрида. – Может, посоветуешь лишиться моих чар ради вашего креста?
Добрыне стало грустно. Произнес, не поднимая головы:
– Понимаю, на какое опасное дело тебя подвигнул. И клянусь своей душой, что я, если бы мог, сам бы пошел дальше. Однако понимаю – без тебя мне тут бродить бесполезно. Увы, я как будто рожден, чтобы всегда вторым быть: и при Владимире, и при тебе. Но поверь, матушка, если мне помогают, я готов превзойти себя!
Малфрида невольно прижала руки к груди. Добрыня впервые назвал ее матушкой! И так хорошо от этого сделалось! Она даже засмеялась легко:
– Вот-вот, помни, что я матушка твоя. И слушай во всем… сыночек!
Он и послушал. А что спорить, если только она знала, куда идти? Малфрида же вдруг стала говорить, что Кощея в его царстве победить сложно, но вот если бы он вышел за Кромку… Однако не выйдет, потому что тут ему удобно и тут сокровища, какие его удерживают.
Они взобрались в проход, куда исчез кромешник, шли за своей проводницей чародейкой. И самое странное, что они уже свыклись и с этими странными звуками из мрака, и с мечущимися, но отступающими от света факелов тенями. Сава шел последним и часто отставал. Добрыню это злило. Им надо держаться вместе, а священник чего-то мешкает. Неужто не опасается, что эти маячившие в темноте призраки нападут? Добрыня недовольно ворчал.
Новая расселина в скале – и они вступили в следующую пещеру. Чем-то она казалась похожей на предыдущую, только кверху расширялась, свисая острыми наростами со сводов, откуда медленно капала вода. А еще, в отличие от иных подземных пространств, здесь было куда холоднее. Пар шел изо рта, хотелось передернуть плечами – так пробирал пронизывающий холод. На камнях серебрился иней, потом стали попадаться глыбы льда, выступающие из каменных стен. Свет факела отражался в них, и казалось, что и из-за ледяной поверхности кто-то смотрит на невесть как проникших сюда чужаков.
Сава опять задержался, стоял, осветив факелом ледяные изломы глыбы, и вдруг ахнул. За отражавшей свет ледяной поверхностью виднелись растопыренные человеческие пальцы, прижатые изнутри! Словно кто-то прижал к ледяной глыбе пятерню, да так и застыл.
А ведь и впрямь, присмотревшись, можно было разгдядеть тень человека. Огромный кусок льда, мутный, стылый, не давал увидеть точно, но казалось, что кто-то пытался выбраться, рвался, но так и застыл.
– Здесь еще один, – негромко произнес Даа, поднося факел к ледяному выступу неподалеку от первого.
И отшатнулся: на него словно падал кто-то из глыбы – открытый в немом крике темный рот, запрокинутая голова, занесенная как для удара рука. Силуэт казался нечетким из-за наслоений льда, но глаза были открыты. Темное одеяние распахнуто на груди, ран не видно, зато что-то светящееся блеснуло на мускулистой груди.
– Неужто варяг? – подивился Добрыня, рассмотрев на теле пленника льда оберег, поразительно похожий на молот Тора, какой носили выходцы с севера. – А ведь люди-олени сказывали, что Кощей доволен, когда к нему в плен заманивали сильных светловолосых мужчин с проплывавших кораблей. Неужели для развлечения? Силушку свою хочет испробовать на них Темный? Скучно ему, видать, тут, в подземелье, а эти воины севера – витязи не из последних. Но чтобы потом вот так?..
– Да, это пленники, – спокойно согласилась чародейка. – Вон гляди, сколько еще.
Она могла рассмотреть их и без света факелов. Подходила то к одной ледяной глыбе, то к другой. В основном тут были мужчины, но один раз и девушка попалась, совсем молодая. Да красивая такая, с длинными рыжими косами, с темными бровями вразлет. Разглядеть что-то четко было трудно из-за толстого льда. Чем же такая краса не угодила Бессмертному? И откуда она? Вон на одеянии вытканы какие-то узоры, но не определишь точно. Рассмотрела чародейка еще одного пленника: он застыл, пригнувшись, как будто хотел укрыться за круглым щитом с металлическим умбоном91 в центре. И как он щит сюда затащил, как с ним до самой пещеры дошел?
Малфрида проводила рукой по ледяной поверхности – и та таяла: теперь в ведьме бродили теплые силы чародейства, от нее веяло жаром, и лед истекал влагой под ее ладонью. Пока рука не начинала замерзать – все же ледяное колдовство Кощея было слишком сильным.
– Чем-то они глянулись хозяину Кромки, если не сразу уничтожил, а оставил на потом.
– Так они живы? – изумился Сава.
– Пока в ледяном хранилище – нет!
Ведьма хотела еще что-то добавить, когда услышала в стороне громкий гневный крик Добрыни.
Он прошел дальше своих спутников, вглядывался в силуэты за толщей льда. И вдруг – она! Забава! И Добрыня вскрикнул от неожиданности и переполнившего его гнева.
Ледяная поверхность, скрывавшая девушку, была не столь толстой, как у других, – не успела наслоиться за время ее пребывания здесь, и лицо Забавы – удивленное, большеглазое, даже голубой цвет глаз можно было рассмотреть – довольно четко проступало из ледяного кристалла. Добрыня прильнул к холодной поверхности, звал по имени, дважды ударил кулаком, так что в плечо отдалось. И ничего, недвижно все. А удивленная, бледная Забава, замершая внутри, смотрит куда-то поверх его головы, не откликаясь, не слыша.
Добрыня бросился к матери:
– Расколдуй ее! Я умоляю тебя, расколдуй!
Подбежавший Сава тоже стал кликать Забаву, поднес факел к ледяной поверхности в надежде растопить ее. Но факел только зачадил, оттого что сверху на него капало со сводов пещеры, да и влажный лед вскоре его загасил. Лишь ледяная поверхность закоптилась, стало хуже видно красавицу за ледяной твердью.
– Я не уверена, что смогу снять эти чары, – поразмыслив, призналась Малфрида.
– Отчего же не сможешь? –