Это сейчас, при свете солнца, лес казался почти обычным. Однако ночью, когда чародейка с надеждой искала своего милого вятича, лес был полон дивных существ, искрящейся силы чародейства. Как Сава мог не проникнуться всем этим? Ну да, он за девкой Домжара побежал, но что ему Забава, когда вокруг такое!
Ночью Малфрида шла по их следу, как хорошая ищейка. А вокруг что только не мельтешило! То полисун76 присоединялся к ее веселому бегу, то перестричник77 мелькал рядом, а то светлые звери-заманихи появлялись. Один из них белым ярким видением оленя проскакал, и при каждом его прыжке казалось, что самоцветы летят брызгами у него из-под копыт. Если в мире яви в густом лесу такой пронесется мимо человека, тот, забыв все, кидается вослед, собирает драгоценные камни, которые позже с первым лучом превратятся в капли росы, а человек уже в такой чаще, что и выхода нет. Потом и росомаха волшебная показалась, и каждый ее след отливал во мраке золотым сиянием. Если такая кому из людей покажется, мало кто сможет оберегом от нее охраниться, большинство же, забывая обо всем, бежит за ней, пока хитрая росомаха-заманиха не увлечет в непроходимую глушь непутевого охотника за златом. Так люди и пропадали, покидая мир яви. Но теперь настали времена, когда звери-заманихи только тут и могли собираться. Их много было в нави, Малфриде они были привычны. Однако в какой-то миг она вдруг заметила, что все эти существа как будто исчезли. Подобное озадачило ведьму. Даже остановилась, стала озираться.
Нутром уже чувствовала – близко Сава с девушкой. А там и голоса различила, пошла на звук. Двигалась неслышно, словно сама стала духом. Подошла незамеченной так близко, что даже разобрала, как Сава-Глоба успокаивает дочку волхва. Они развели костерок, сидели подле него. И это в волшебном лесу! Ранее только прижившаяся в нави чародейка могла позволить себе использовать здесь светлое сварожье пламя, какого так опасаются нелюди. Однако и Сава некогда обитал тут, он мог на это решиться, может, даже специально развел костер, чтобы оградить Забаву от страхов леса. Ведьму злило, что он так об этой девке заботится. Ведь раньше только для Малфриды жил, любил до беспамятства, а теперь… Забава, вишь!
Но потом случилось нечто, что окончательно ее разъярило. И, наблюдая из лесной темноты за молодыми людьми, Малфрида почувствовала такую злость, что даже не заметила, как когти прорезались, клыки полезли из расширившегося, открытого как будто в немом крике рта. Казалось, еще миг – и в Ящера превратится. Однако не смогла. Злость в ней бурлила, а вот колдовство словно замедлилось.
Ибо эти двое молились. Молились Распятому!
Из своего укрытия за деревьями ведьма видела их лица при свете огня, они сидели, склоняясь друг к дружке. Сава держал руки девушки в своих, что-то говорил, она повторяла. И столько веры было в ее освещенном пламенем личике, так восхищенно смотрела она на парня!
– …Да придет царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…
А эта бесстыдница послушно за ним повторяла! И ведьма поняла, что пока они молятся, она ничего с ними сделать не сможет. Но должна! Должна! Ах, почему она не взяла лук и стрелы? Хотя не убивать же их ей… По крайней мере, девушку.
Малфрида сообразила, что прежде всего ей надо разъединить этих двоих, отвлечь святошу, чтобы не учил Забаву своим христианским заклятиям. Поэтому Малфрида стала кликать Забаву из леса, убеждая, что, благодаря источникам чародейской воды, сможет вернуть к жизни ее родителя Домжара. Дескать, уже и тело его волхвы переправили сюда, да только Забаве нужно придерживать отца, пока Малфрида будет совершать над ним обряд. Ну, как гусляр придерживал бездыханного Саву, когда его приводили в чувство. В конце концов эта глупышка поверила в ложь ведьмы! Сава пытался ее удержать, говорил, что обманывает ее чародейка. Однако вера Забавы была не так сильна, как у продавшегося Распятому Савы. Она оттолкнула парня, пошла к ведьме, кинулась на ее зов в чащу…
Это позже Малфрида вернулась к Саве и усыпила его. Да что там усыпила, он сам, утомленный, уже спал у догоравшего костра. Нежити вокруг по-прежнему не было, лешие не топтались, духи не раскачивали ветви. Но Малфрида, оставаясь человеком, все же смогла подойти. И долго шептала над спящим юношей заклятие, пока не сплела тонкую, как паутина, волшебную сеть и накинула на него. Ну что, красавчик, сможешь теперь молиться, когда твой дух настолько слаб и погружен в небытие под сонной сетью?
Сава и ныне там спал. Малфрида нашла его у прогоревшего кострища, рассматривала при ясном дневном свете. Длинные загнутые ресницы, светлая бородка, крутой изгиб широких бровей, светлая прядь падает на чело. Со стороны кажется, что и не дышит молодец. И теперь разбудить его сможет только человек, духам это не под силу. Однако человек, который на это решится, сам запутается в едва заметном колдовском плетении. Нечто подобное Малфрида может и с Добрыней сделать. Сыночек ее тоже христианин… «Зачем же он все-таки ко мне явился?» – в который раз подумала ведьма. Матушку повидать захотел? Чтобы взрослый мужик, да еще известный на всю Русь муж нарочитый, вдруг стал искать родимую, проникнув даже в мир нави, – это казалось странным.
Но если и Добрыня попадет под власть сонных чар, когда попытается распутать своего приятеля… Только бы не вздумал в этот миг молиться. Впрочем, Малфрида постарается отвлечь его. А что она с ними потом сделает? Да всякое на ум приходило.
Когда Малфрида колдовала в полную силу, она менялась. Взлетали ее длинные темные волосы, горели желтым светом глаза, лицо шло трещинами, превращавшимися в чешую Ящера. Со стороны Малфрида себя не видела, но понимала, что это уже не совсем она. То, что когти появлялись, это ее уже давно не удивляло, зато ощущение колдовской силы дарило упоение. И сейчас она вызвала из глухих завалов под деревьями волков-оборотней, приказала им поднять спящего в сетке Саву и отнести через лес к своей избушке. Волкам-оборотням такое не очень нравилось, скалились, но подчинились.
Сама же Малфрида обернулась лесной
