Вышезор первым шагнул к ней, оглядел придирчиво.
– Здрава будь, Забава. Скоро же отыскал тебя в лесных чащах наш Жишига.
– Скоро. Но ведь и я ждала его там, где он меня оставил. Так мы с ним уговаривались.
Больше Вышезору знать не следовало. Это Жишиге ее отец доверял, потому и велел отвести дочь туда, где она могла безопасно провести время, на поляну с лесным домиком на дереве. Другие волхвы о том не знали и сейчас внимательно рассматривали дочь Домжара. Казалось, еще миг – так и руками потрогают, чтобы убедиться, что после жизни в глухомани невеста лесного хозяина сама не превратилась в духа. Или, наоборот, чтобы убедиться, что провела она эти дни в глухой чаще, а не отъедалась кашами у кого-то в гостях. Последнее Вышезору казалось более возможным, потому и сказал:
– И вздевалка твоя вышитая совсем не истрепалась, и личико чистое, ручки не исцарапаны. Выходит, добр был к невесте хозяин леса?
– Да, добр.
– Вижу. Или не выходил к тебе хозяин чащи? Вон же, как погляжу, оберегами защитными тебя обвешал родитель.
– Ну, лунница54 моя всегда при мне, – сказала Забава, прикоснувшись к серебряному амулету на шнуре. – Да и поясок окованный я не снимала.
Вышезор сам уже то понял, стал ругаться. Но тут Жишига отвлек его внимание, указав на заросли:
– Леший сам на Забаву людей вывел. И один из них… Может, и упырь, но солнца не боится. Я приглядывался.
Вышезор и Ядыка озадаченно переглянулись, а Жишига уже к лесу повернулся, подзывал жестом.
Забаве было любопытно посмотреть, как волхвы встретят так похожего на некогда отданного в жертву парня, но одновременно облегчение ощутила, поняв, что саму ее оставят в покое. Ибо оба волхва застыли, как столбы на капище, едва гусляр с парнем из зарослей показались. Добрян улыбался, говорил, что просит гостеприимства у них, но волхвы будто и не заметили его, смотрели только на Неждана. А как парень приблизился, попятились, за амулеты стали хвататься, призывая защиту Сварога светлого. Забава бы рассмеялась – не всякий раз столь испуганными волхвов-служителей можно увидеть, – однако их волнение вдруг и ей передалось. А если этот молодец и впрямь тот, кого Малфрида увела на съедение Ящеру несколько лет назад? Уж по крайней мере, именно волхв Ядыка молился с тем парнем в последний его вечер на капище перед отправкой на, казалось бы, смерть неминучую.
Тут слово взял Добрян. Пояснял перепуганным служителям, что ранее и Забава с Жишигой приняли его спутника за кого-то из своих соплеменников. Но он знает Неждана еще с тех времен, как в Киеве с ним познакомился. И нет в нем никаких признаков упыря: солнечного света он не опасается, железо каленое может в руку взять, ест обычные каши и даже чеснок, чего мертвец никогда не сделает. Боян еще много чего говорил, поясняя, что зашли они в эти леса, потому как хотели потешить местный люд песнями и сказами. В итоге все они слушали Добряна как важного гостя, он казался среди них главным, поэтому даже суровый Вышезор согласно кивнул, когда Добрян попросил отвести их к озеру, которое в этих местах называют Оком Земли.
Это позже Забава размышляла, как вышло, что гусляр сразу взял верх над волхвами, которые послушались его и подчинились. Когда уже тронулись в путь, волхв Вышезор опомнился и изрек, будто утверждая, что последнее слово все же за ним:
– Народ соберем. И тогда узнаем, кто сей Неждан. И если с ним не все ладно… Домжару придется ответ держать, как вышло, что жертва не попала к Ящеру.
Забаве стало не по себе. Вышезор не ладил с ее отцом и все выискивал, как бы его власть пошатнуть. Уж он действительно потребует ответа. И будет хорошо, если пришлый Неждан просто схож с отданным в жертву местным молодцем Глобой, сыном рыбака Стоюна. Давно уже Глобу поминали в молениях вятичи, как и остальных, кто был отдан на съедение Ящеру. Имена их всех были известны в племени. Забава, как и ее соплеменники, знала их на память: Всевой и Любава, Жмерь и Цвета, Карп и Веснянка. А еще Глоба и Умрянка. Но где та Умрянка? А Глоба, вот же он. Или кто он там на самом деле…
Но уже в первом селении, куда они вышли из чащи, поднялся настоящий шум, когда вятичи Неждана заметили. Бабы, полоскавшие белье у реки, завидев парня, первые раскричались и кинулись туда, где на расчищенной поляне виднелись холмики крыш полуземлянок. Вышедшие на их вопли родовичи тоже ошалели сперва, хватались кто за рогатину, кто за топор или дубину. И, несмотря на то что гость прибыл с почитаемыми волхвами, местный старейшина принялся угрожать, требовал колом проткнуть упыря, вернувшегося из-за Кромки.
Неждан вышел вперед, произнес громко:
– Люди добрые, не ведаю, за кого вы меня приняли, но вас я не знаю!
Хвала богам, волхвы, видя, что от парня нет бед, тоже за него заступились. Но местный староста, обойдя вокруг Неждана, уверенно заявил:
– Лопни мои зеньки, если это не Глоба, сын рыбака Стоюна и Липы, что из Куньего рода. Да, возмужал парень, зарос бородкой, но он это. О, я помню, как на него Малфрида смотрела, когда выбирала жертву для Ящера. Она кого попало не берет, ей лучшие нужны. А Глоба всегда пригожим молодцем среди баб и девок считался.
– А вот и разберемся, когда к капищу его доставим. Пусть нам Домжар ответит, как вышло, что отданный в жертву уцелел. Все погибали страшно, а этот… Может, просто похож на Глобу нашего?
За всеми этими потрясениями никто особо не интересовался, как самой Забаве удалось пережить участь невесты лешего. Даже сперва забыли отвести ее в баню, как полагалось для тех, кто в чаще пропадал. В итоге Забава сама подняла шум, потребовав отвести ее в парную. И уж как было хорошо попариться во влажном пару, соскрести с себя грязь и, облившись холодной водой, расчесать длинные, чисто вымытые волосы! Помогавшая ей старостиха заметила, что, побывав невестой лешака, Забава Домжарова даже как будто краше стала.
– Может, это лешак прятал все время Глобу, а потом к тебе его вывел? – предположила она.
– Лесной хозяин сперва вывел меня к игравшему на гуслях бояну Добряну. А Неждан потом вышел к нам. Он наловил рыбы, и мы сварили уху.
– Вот видишь, и отец его некогда был умелый рыбак, обучил своему мастерству сыночка. Сам Стоюн уже помер, но ведь Липа-то из рода Куницы жива! Ушла пару лет назад жить в семью дочери и с тех пор там. Далеко это от Ока