Земля и асфальт

Они хотели, чтобы тем вечером я присоединилась к ним в саду, но что-то меня удерживало. Возможно, давила надежда, с какой они все смотрели на меня, но я заверила себя, что это лишь желание увидеть город, понять, что я могу найти на орбите этого дома.

Я выскользнула в ворота «Кэтрин Хаус» и пошла. Потерялась в лабиринте Вест-Виллидж, а потом нашла дорогу на восток, ведущую к сети городских улиц. Проходили часы, и я решила провести на улице столько времени, сколько смогу вынести. Звезд на небе не было, но огни зданий мерцали. И на улице происходило столько всего, что я почти не смотрела наверх.

Я останавливалась у окон ресторанов, не желая тратить оставшиеся деньги и сидеть за столом в одиночестве. Примерила около десятка пар обуви на Восьмой улице. Мой размер, шестерка с половиной, совпадал с маминым, но я не могла позволить себе покупку хотя бы одной пары. Я отыскала магазин подержанных книг и филиал публичной библиотеки. Один раз мне показалось, что в узком переулке я увидела Моне, стоящую с поднятым баллончиком краски у красочного граффити, но моргнула и поняла, что это было лишь какое-то движение у кирпичной стены. В другой раз мне показалось, я видела ее у уличной тележки. Но у повернувшейся девушки оказалось другое лицо, и она ела крендель.

Голова болела все в том же месте, и к наступлению глубокой ночи я натерла мозоли, ступни жгло. Слабая лодыжка сдалась, когда я наступила на мощеный участок улицы, и я, сидя на обочине и потирая лодыжку, пока мимо проносился ручеек ног в черной обуви, поражалась, как она не подвернулась раньше. Никто не наклонился проверить, в порядке ли я.

Приближалась полночь. Посмотрев на другую сторону улицы, где мощеная дорога встречалась с асфальтом – вроде там находился «Сохо», – я снова ее увидела. В этот раз ее волосы были ярче, бордового цвета в тени, кроваво-красные под светом уличных ламп. Она исчезла в туннеле метро прежде, чем я смогла встать и последовать за ней.

Я не знала, куда она направлялась, но приближался комендантский час. В моей груди неистово колотилось сердце, сообщавшее, что осталось всего несколько минут до возвращения в «Кэтрин Хаус», а впереди еще много кварталов. Меня тянуло туда магнитом, и я не могла ему противостоять.

Если не доберусь, придется устраиваться на улице, как некоторые люди, раскладывающие коробки под строительными тентами? (Среди них девушка моего возраста; ей некуда было пойти, под ее глазами пролегли темные круги, а рядом стоял поломанный чемодан. Я оставила в ее пластиковом стаканчике доллар, а она накричала на меня за то, что я испортила ей кофе.)

Я почти впала в панику, когда наконец оказалась в нужном квартале, у черных кованых ворот, окружающих «Кэтрин Хаус» и небольшой заасфальтированный двор. Возле него, за другими воротами, расположился сад, но у меня не оставалось времени, чтобы заглянуть в него. Ни секунды не медля, я забежала на территорию, взобралась по лестнице на крыльцо и вошла во входную дверь.

По другую сторону, оказавшись в безопасности фойе, мне пришлось отдышаться, держась рукой за вешалку, чтобы устоять на ногах и выпрямиться.

Выглянув на улицу, я увидела на воротах цепь, хотя никто из работников не покидал дом, чтобы об этом позаботиться. На лестнице дома я заметила Анджали, но она вела себя так, словно не оставляла ту записку, сейчас уже путешествующую по канализационным трубам. И я задалась вопросом, а не выдумала ли я те слова и ее желание сбежать. Каких действий она от меня ждала? Разве она не могла уйти отсюда, раз хотела?

Другие девушки стучались ко мне в дверь, чтобы рассказать о Кэтрин, но я их игнорировала. Избегала смотреть на ее фотографию. А когда приложила ухо к полу, комната подо мной напоминала тишиной гробницу. Я успела до комендантского часа – насколько понимала, остальные девушки тоже, кроме одной. Моне.

В следующий раз я увидела ее спускающейся с четвертого этажа в два часа дня, и со взъерошенными волосами и сонными глазами она снова выглядела заболевшей. Был момент, когда она закашлялась и кто-то предложил ей найденный в подушках дивана из золотистого бархата пыльный леденец.

– Где ты была? – прошипела ей Харпер в извилистом коридоре между гостиной и кухней.

Моне показала, что ее рот на замке, но она запирала только свой. Никто из нас не знал, где она проводила долгие ночные часы и почему.

Так, день за днем, прошла первая моя неделя в этом доме. У меня не было денег на фильмы или магазины, и приходилось экономить при покупке таких вещей, как вентилятор в комнату. Я соврала в своем резюме и написала, что окончила старшую школу, но не дождалась ни одного звонка от магазинов. Поездки в метро каждый день разорили бы меня. Поэтому оставалось ходить пешком – от 10-й до 110-й, с востока на запад, вверх по острову и вниз.

По ночам, когда у меня кружилась голова от еще одного дня на ногах, а экран телефона оставался темным из-за отсутствия звонков, я прислушивалась к комнате под моей, прижав ухо к полу. Меня тянуло так делать. Я понимала, что любопытничать не стоит, но должна была знать, насколько она близко ко мне.

Я слышала, как спустя долгое время после комендантского часа и когда все спали, она забиралась по пожарной лестнице. Несколько раз я замечала ее голые ноги, когда она болталась снаружи и проходила мимо моего окна куда-то наверх – подозреваю, на крышу. Она не останавливалась по пути, не оставляла подарка или записки на моем подоконнике. В первый вечер она защитила меня в саду, но с тех пор полностью меня игнорировала. Словно ждала, что я снова каким-то образом привлеку ее внимание.

Находясь в своей комнате, она долгое время молчала, а потом разговаривала сама с собой – я никак не могла уловить, что она шепчет. Она слушала грустные песни, смутно знакомые мне, как