Кунсайт закатил глаза.

— Потому что мы живем не в восемнадцатом веке.

Минако принялась вышагивать из одного угла камеры в другой.

— Так вот почему ты такой! В смысле, все эти старомодные штучки: костюмы из шерсти, кожаные броги, дорогие часы, финансовые газеты, чай… Чай с бергамотом! — она прикрыла глаза и рассмеялась так, словно только что нашла ответ на вопрос о смысле жизни.

В груди что-то неприятно кольнуло, и Кунсайт понял, что настроение его стремительно падает к нулю.

— Так ты и в самом деле считаешь, что я слишком старый? — прозвучало очень горько, но ему впервые было наплевать на это.

— Что? — растерянно обернулась Минако.

Она застыла посреди камеры, приобнимая себя за плечи — тонкая, хрупкая, и все еще очень красивая, хотя ночь у нее выдалась нелегкая. Но что куда важнее, сейчас она была совсем непохожа на надоедливую канарейку, даже несмотря на свой яркий наряд. В ее позе было что-то беззащитное, нежное и неуловимо женственное. Что-то такое, что желание подойти и обнять ее снова стало просто невыносимым.

Если бы только он был на несколько лет моложе…

— Нет, что ты! — воскликнула Минако, сделав шаг в его сторону и неосознанно протянув руку. — Я это… скорее по привычке, понимаешь?

Она присела на скамью рядом с ним и задумчиво закусила губу.

— Ты, конечно, старше всех нас, но дело не в этом, — продолжила она. — Просто ты… взрослей, что ли. Всегда такой спокойный, мудрый. Не участвуешь во всяких глупостях, которые мы устраиваем, не ходишь с нами на пляж, или в кино на нелепые комедии. Когда мы собираемся в компании у Усаги и Мамору, ты единственный не играешь в коллективные игры и не ешь мороженое — только кофе пьешь. Ты никогда не паникуешь перед проблемой — просто берешь и решаешь. Никогда не позволяешь себе кричать, или злиться. Даже на меня. А ведь я из кожи вон лезу, чтобы тебя растормошить.

Минако грустно усмехнулась и опустила глаза, как будто только что выболтала какую-то страшную тайну.

— Но я больше не считаю тебя сухарем…

— Зато теперь я так считаю.

Кунсайт потер пальцами лоб и потянулся к бутылке с водой. В горле внезапно пересохло. Никто никогда раньше не открывал ему самому глаза на то, как он выглядит со стороны. Вот так, значит? Как хмурый, не умеющий развлекаться брюзга, безэмоциональная льдина?

— Пожалуйста, не сердись! — выпалила Минако. — Это ведь неплохо, ты просто такой, как есть. Вот, например, как я — бестолковая болтушка, или Ами — тихая умница…

Было приятно, что она так старается не расстроить его. Только вот подействуют ее успокаивающие слова хоть немного? Дело ведь вовсе не в том, что он «такой, как есть». Кунсайт прекрасно помнил время, когда он умел веселиться, когда танцевал с хорошенькими девушками не только медленные танцы, когда мог не спать всю ночь, потому что веселился, а не из-за крайней необходимости. Он повзрослел, это точно, но только потому, что всем окружающим он больше нравился взрослым. Родители впервые сказали ему, что гордятся им, только тогда, когда он принес им университетский диплом с отличием и приглашение преподавать на кафедре. Само собой, какая честь — самый молодой преподаватель на кафедре известнейшего университета!

Однако даже сейчас еще оставалось кое-что, что напоминало ему о другом Кунсайте, которого никто бы не назвал стариком, или ископаемым, или древней мумией…

Кунсайт бросил быстрый взгляд на Минако. Она кусала губы и нервно теребила край своего платья, по одной отрывая от него и так почти отпавшие пайетки и роняя их на пол.

Стоит ли это того?

Определенно стоит.

— Хочешь, — заговорщицки улыбнулся он, — я покажу тебе, почему не хожу вместе с вами на пляж?

Минако подняла голову и недоуменно захлопала ресницами. Но увидев, что Кунсайт не шутит, и говорит вполне дружелюбно, она окинула его любопытным взглядом, словно пыталась рассмотреть то, что могла упустить, и кивнула.

Кунсайт вздохнул и принялся расстегивать пуговицы на жилете.

— Что ты делаешь? — прошептала Минако, мгновенно заливаясь краской.

— Не паникуй.

Он расстегнул последнюю пуговицу, стянул жилет с плеч, аккуратно сложил его и устроил рядом с собой на скамье. Минако замерла, постепенно краснея еще больше. В тот момент, когда Кунсайт принялся вытаскивать край рубашки из брюк, она тоненько пискнула и прикрыла глаза руками. Правда, уже через секунду любопытство пересилило явно ложную скромность, и Минако вновь стала наблюдать за его действиями, затаив дыхание и не отрывая глаз.

Кунсайт не сдержал усмешки, предвкушая ее реакцию.

Он сделал глубокий вдох и задрал вверх правую сторону рубашки, обнажая ребра.

— Да лааадно! — дрожащим голосом взвизгнула Минако.

Наблюдая за тем, как медленно открывается ее рот и удивленно расширяются глаза, Кунсайт понял, что оно того определенно стоило. Наблюдать за потерявшей дар речи Минако Айно оказалось невероятно занимательно: она то открывала, то закрывала рот, не в состоянии подобрать нужных слов, и только тянулась трясущимися пальцами к его боку.

— Можно потрогать? — наконец выдохнула она.

Кунсайт благосклонно позволил.

Когда холодные пальцы легко коснулись его кожи, он вздрогнул, почувствовав, что по телу словно пробежал электрический заряд, и опустил глаза, хотя до самых мелочей знал, что там увидит.

Татуировка тянулась от самой талии до груди, захватывая ребра и даже немного заходя на спину: сложный геометрический узор, в сплетении линий которого, если присмотреться, можно было обнаружить изображение кристаллов и созвездий, насыщенного темно-синего цвета.

Минако разглядывала чернильные линии на его теле с увлеченностью ярого поклонника искусства. Она приблизила лицо почти вплотную к татуировке и трепетно водила пальцем по узору.

Кунсайт едва сдерживался от того, чтобы откровенно не задрожать под ее прикосновениями.

— Настоящая, — наконец пораженно прошептала Айно.

— Само собой.

— Но как… когда… да как так вообще получилось? — Минако резко выпрямилась, закончив наконец свою несознательную пытку.

— На спор, конечно. На третьем курсе на одной из вечеринок мы играли в одну из этих дурацких игр, вроде «правды и желания». Черт меня попутал выбрать желание, — и Кунсайт рассмеялся, припомнив, как, лежа под иглой мастера, клялся себе больше никогда не принимать участия в подобных забавах.

Лицо Минако наконец утратило потрясенное выражение, и она улыбнулась так, словно Кунсайт отныне был ее героем.

— А почему ты ее не свел потом? Сейчас это возможно…

— Я знаю. Я не свел ее, потому что она мне нравится.

— А, — понимающе кивнула Минако, — поэтому она такая четкая и яркая.

— Я был на коррекции