В этих словах и в улыбке явно чувствовался какой-то намек. Смысл его я понял вечером, когда Костяхин неожиданно появился на заводе и ошеломил меня сообщением о решении Военного Совета произвести на рассвете второго октября контрнаступление из района Дальника. Приказ об эвакуации и одновременно приказ о наступлении — это уже никак не укладывалось в голове. Я возликовал было, решив, что эвакуация отменяется, но оказалось, что цель контрнаступления на участке, где противник последние дни проявляет наибольшую активность, состоит как раз в том, чтобы обеспечить организованную эвакуацию города. Для этого надо дезорганизовать противника, создать у него превратное представление о наших истинных намерениях.

— Победа будет наша, когда на глазах фашистов из порта уйдет последний корабль, а они все-таки не поверят, что мы оставили город, — сказал Костяхин.

НА БОРТУ КОРАБЛЯ «ВОЛГА»

16 октября 1941 г.

Впереди море уже посветлело. Там, где осталась Одесса, все еще клубятся темные, багровеющие тучи, освещенные снизу заревом пожара.

Наши танки на борту большого океанского транспорта «Волга», идущего в строю других транспортов под охраной боевых кораблей. На судне только что прозвучали звонки боевой тревоги — «торпедная опасность». Такой сигнал с наступлением рассвета подается теперь в море всегда, хотя бы и не было замечено никаких признаков подводных лодок. На рассвете экипаж корабля должен быть в боевой готовности номер один, так как именно в эго время подводные лодки противника стараются атаковать наши корабли. Если до восхода солнца противник не будет обнаружен, дается команда «отбой».

Я расположился среди танкистов, разлегшихся на верхней палубе у носового зенитного орудия, которое смотрит сейчас по ходу корабля. Все вокруг меня спят. Бодрствует только расчет орудия. Впервые после долгого перерыва я берусь за дневник. С чего начать? Все переплелось, все мелькает — дни, люди, события. Вспоминается наше последнее контрнаступление в районе Дальника, радость успеха, который превзошел все наши ожидания, томительная тревога при вести о том, что от боевого порядка наших танков оторвалась машина Никитина. Никитину всегда удивительно везло, и нам долго не верилось, что на этот раз счастье изменило ему. Мы нашли его машину в яме, заваленной бревнами, обгоревшей. Вероятно, она на большой скорости влетела на вражеский блиндаж и провалилась в него уже охваченная пламенем. Кривуля часто отчитывал Никитина за то, что он чересчур увлекается в преследовании врага. Вместе с Никитиным сгорел в танке и его друг, комиссар батальона Николаев. В этом же бою погиб в другой сгоревшей машине милый сорванец Вася — младший из двух братьев-воспитанников.

Не остыло еще чувство, пережитое на митинге в цеху после того боя. Никто не открывал этот митинг, никто не просил слова. Просто один рабочий за другим поднимался на танк и выкрикивал слова гнева, боли, призыва к мести. Братишка погибшего Васи, вскочив на танк, стал вдруг всхлипывать. Он разрыдался совсем по-детски, с заплаканными глазами замахал кулаком и закричал, что отомстит фашистским гадам.

Потом мы «подчищали» завод, собирали и упаковывали танковые детали, материалы, провожали заводских — кого в армию, кого в эвакуацию, кого в подполье для работы в тылу врага, и попрежнему занимались ремонтом танков, которые не выходили из боев. В эти же дни мне пришлось побывать в Крыму. Я был командирован в Крым для того, чтобы получить район сосредоточения танкового батальона, подготовить самое необходимое для нашей ремонтной базы.

Во время моей командировки Микиту назначили командиром заградительного отряда, в который вошла и большая часть танкистов-ремонтников. Задача этого отряда состояла в том, чтобы не пропускать к порту ни одной машины, не имеющей эвакобилета с указанием корабля и часа погрузки. Все остальные машины загонялись во дворы и уничтожались. Таких отрядов, наделенных полномочиями Военного Совета, было создано несколько. Микита распоряжался на Комсомольской улице, патрулируя проходы в баррикадах. Здесь мы и встретились с ним после моего возвращения из командировки.

— Ну, як там, в Крыму, товарищ командир, позиции для нас подготовили? — спросил он, спрыгнув с подножки какой-то грузовой машины.

Я ответил Миките, что крымские позиции ждут нас.

— В таком случае все в порядке. Лишь бы на позиции скорее встать, а где — начальству виднее, — сказал он.

У ворот морского госпиталя, из которого выносили раненых, я встретил Федю. Он стоял тут в полном боевом вооружении с тремя моряками, обвешанными автоматами. На головах всех белели повязки.

— По совместительству выполняем одно задание — отбираем у раненых оружие и отправляем его на передний край, — сказал мне Федя.

Задание это он получил от Осипова. Яков Иванович, заезжавший в госпиталь попрощаться со своими ранеными моряками, обнаружил у кого-то под подушкой автомат.

— Это зачем? — спросил он.

— На всякий пожарный случай, товарищ полковник, — ответил раненый.

Тогда Осипов тут же отобрал из числа ходячих раненых несколько человек, старшим назначил Федю и велел ему немедленно обыскать весь госпиталь, собрать автоматы и отправить их в полк.

— Перевернул госпиталь вверх дном, сто девяносто штук нашел, отправил на машине, а контрольное задание от полковника дано мне — двести штук, десяти нехватает. Вот и вышел на улицу со своей инвалидной командой, стережем новых раненых. Девять штук уже добыли, остался один до контрольного задания. Вторые сутки веду беспощадную борьбу со своим братом, не хочет отдавать автоматы, — жаловался Федя.

В тот же день мне приказано было готовить танки к погрузке на корабли. Машины стояли в овраге у железной дороги, на участке полка Сереброва. Неподалеку занимал оборону ополченский батальон. Передав приказ Юдину, я увидел на косогоре высокую сутулую фигуру Вани Козлова, бывшего профуполномоченного сборочного цеха, воевавшего в одной роте с Разумовским. Он одиноко шагал по тропинке — спускался в овраг к танкам. У меня сразу упало сердце. Я понял, что с Антоном Васильевичем что-то случилось, иначе он тоже навестил бы танкистов, раз они были поблизости. Так и оказалось.

— А знаешь, Антон погиб, — сказал мне Ваня.

Он шел к танкистам, чтобы через них передать эту весть на завод. Командование удовлетворило ходатайство завода о возвращении Антона Васильевича из армии. Разумовский должен был ехать на Урал, налаживать работу своего эвакуированного цеха, но приказ об этом прибыл в часть слишком поздно: Антон Васильевич был уже убит. Его пулеметы стояли в траншее на самом фланге батальона. Целый день