— Может быть, мы всё-таки найдём способ? — Памире очень хотелось пройти полную процедуру ритуала.

Ещё маленькой рунарийкой она мечтала стать одной из драконоборцев, не смотря на ту грязь, которую лили на Орден во второй половине Века Слёз. За месяц до алой ночи Памире повстречала Хеймерина, спасавшегося от преследования Святым Воинством. Втайне от родителей она спрятала его, а после попросилась в Орден. С тех пор четыре года тренировок, подготовки организма чарами и травами — Памире готова пройти ритуал, но Аарон не мог его обеспечить.

— Я бы тоже хотел, чтобы ты прошла полный ритуал, — произнёс Аарон. — Но иного пути нет. Раньше этим процессом занимались несколько командиров, находили угодья, готовили жертву и посылали группу рекрутов. А ты одна у нас, Памире, как василиск среди каменного сада в людный день. И уже доказала своё мастерство.

— Было немало драконоборцев, стяжавших славу героев, — добавил тихо Хеймерин, — кто вступил в Орден без полного ритуала.

— Анис из Дредринара тому пример, — поддержал напарника Аарон, — А у неё подготовка была ещё короче, чем у тебя.

Драконоборцы уловили скрип веток, и все синхронно обернулись к Рее — там, разгоняя снежные завалы, приближался к башне небольшой отряд Мёртвого Легиона в сопровождении вдоволь развлёкшихся догонялками с наёмниками Рубинового Войска всадников. Во главе на мощном пони ехал светловолосый гном в кирасе легионера, но без шлема.

Остановившись перед драконоборцами у костра, разведённого ещё наёмниками, он слез с седла и презрительно оглядел троицу.

— Где магистр Ветер? — спросил Вилас. Солдаты за его спиной разбредались по остаткам лагеря, напряжённые, с готовым к бою оружием.

— Зашла в башню, — Аарон не обратил на тон гнома никакого внимания. — Потом… кажется улетела с крыши. Куда-то на юг. За каким-то чародеем.

Памире увидела, как побледнел Вилас. Гном жестом приказал нескольким легионером проверить башню.

— А вы что тут делаете?

— Отдыхаем, — жутким голосом ответил Хеймерин. — Скоро уже уходим, добрый господин.

— Гахтар, пёс дракона смерти, спущенный с цепи, — протянул Аарон. — Что думаешь, Хеймерин?

— Тварь опаснее всего в открытом поле, — бросил тот почти безразлично. — В городе он не так быстр, немного рассеян, если больше не получает от господина приказ. Считай, он уже мёртв.

— Да уж, — усмехнулся Аарон. — И как только магистр смогла поймать его и натравить на нужную цель?

— Вы о чём, драконоборцы? — нахмурился Вилас.

— Не слушайте нас, господин, — Аарон спрятал кинжал. — Мы уходим. На охоту. Магистр передавала вам, чтобы вы расставили в башне патруль и возвращались в лагерь.

Вилас снова смерил драконоборцев презрительным взглядом. Хеймерин гневно сверкнул ярко синими глазами, но Аарон покачал головой, взял его за плечо — «не надо, не обращай внимания». Гном раздражённо прикрикнул на вернувшихся из башни солдат.

— Что ж, пора становиться героями, — произнесла Памире, когда драконоборцы вышли к реке. — Как в легендах.

— Как же! — фыркнул Хеймерин. — Ветмах. Они ненавидят нас. Потом будут недолго славить, и в, конце концов, снова ненавидеть.

— Такова наша судьба, — ответил на это Аарон. — Мы словно быки: сначала окружены тёлками, а потом нам отрезают члены и подают их как деликатес на приёмах…

— Некрос тебя задери, — пробурчал Хеймерин.

Из тьмы выступали очертания Ветмаха. Посвящённые драконобрцы наверняка даже увидели тусклый свет из башни префекта, но увидеть тень, ползущую по ней — было не под силу никому.

***

Сандрия не сразу заметила, что некогда серые пустоши теперь покрылись снегом. Зима пришла, впервые за четыре года долгой осени. Окрестности Ветмаха погрузились в прекрасную тишину. Антониан рассказывал когда-то давно, что зима сугробами прячет несовершенство мира: его уродливые серые скалы, скрюченные, мёртвые, лишённые листвы деревья и тела павших.

Погрузиться в тишину и собственные раздумья Сандрия могла лишь у костра. Она забывалась на час, может, два, подрёмывая, и возвращалась в паршивую реальность. На её плечах четверо раненых, и только Энард, которому гахтар продырявил щеку и повредил язык, мог оказать посильную помощь. Но и его знаний оказалось недостаточно. Иногда Лоурен, потерявший много крови, приходил в себя, успевал дать пару советов, всегда выправляющих положение всех остальных, и снова уходил в сон. Сенетра открывала глаза, но всё, что делала — только смотрела куда-то вдаль, явно не осознавая, где она и что происходило вокруг. А Антониан не просыпался вовсе, ровно дышал, тихо и спокойно, без приступов лихорадки.

Когда гахтар вцепился ему в руку, Сандрия была уже около выхода. Брат вылетел с громким отчаянным криком, и у неё оставалось несколько мгновений, чтобы вместе с Энардом выскочить наружу и захлопнуть решётку. Капитан гвардии успел перетянуть её цепью, но как он сумел это сделать так быстро, не дав гахтару опомниться — не помнила. Самосознание вернулось тогда, когда зверь ударился окровавленной мордой в решётку и по-медвежьи заревел. Чудовище пробыло в канализации до сумерек и исчезло также неожиданно, как и появилось.

Энард свалился в паре шагов от решётки, кинувшись трясущимися руками обрабатывать себе лицо. Сенетра и Лоурен в тот момент лежали друг около друга: контрабандист лихорадочно стягивал руку ремнём, и это всё, что он успел сделать перед тем, как потерять сознание, а рунарийка повторяла в бреду чьи-то имена. Сандрия спустилась по склону и нашла залитого кровью брата — он весь обагрился, особенно затылок и запястье на левой руке.

Она порвала свою куртку, чтобы перевязать всех, кто нуждался, и только после этого занялась собственным лицом. Оно болело жутко, во рту стоял привкус крови, и Сандрия боялась увидеть рану, оставленную меткой чудовищем, но всё же взглянула в воды Реи — четыре длинные и аккуратные багряные полосы от когтей, удачно проскользившие рядом с глазом, но распоровшие левую ноздрю. Такая рана оставит уродливый шрам на всю жизнь — и пусть Сандрия никогда не носилась в попытке добиться идеальной красоты, как ей казалось, характерное желание всех юных и не очень женщин, но теперь — тоска поселилась глубоко внутри неё. Тётка Реми, нянька, когда была в добром духе, хвалила природную красоту её лица и, конечно же, родителей, что подарили дочери такую внешность.

— Возьми выпивку у меня сзади, — слабым голосом говорил Лоурен, когда очнулся в первый раз. — И… проклятие, тряпкой протри раны… только нежно, слышишь? Их нужно зашить, чтобы лучше затянулось, но мы, мать его, все лежим…

Просить помощи Сандрия не могла: Энард долго не мог прийти в себя, его не отпускала лихорадка. Вначале подумалось, что рунарийца одолевала болезнь, вселившая вместе с ударом от когтистой лапы. Но нет — чудовище оставило в его сознании ужасную рану. Иглу и нить Сандрия нашла, но зашить собственное лицо было просто невозможно. Дрожащей рукой она царапала остатки кожи на ноздре, боясь схватить её. Навыков лекаря