Через Рубцы был переброшен тракт, выстроенный ещё два столетия назад по приказу Капитула. В силу непредсказуемой, но всегда суровой местности, дорогу надлежало постоянно содержать в благопристойном виде. В наступивший час анархии, когда попирались абсолютно все законы цивилизации и даже природы, все забыли про тракт и предпочитали о нём не вспоминать — такое отношение, точнее его отсутствие, ярко выражалось в разбитой плитке дороги, местами обвалившейся, особенно на склонах и поворотах.
На очередном таком месте Ринельгер выдохнул с яростью и рухнул на колени. Рука снова сорвала с пояса флягу, чародей ощупал её — глотков осталось не больше десяти, от силы двадцати, а конца проклятым Рубцам не было видно. Он сплюнул, оставил флягу и поднял голову в дурацкой надежде увидеть знак от богов, что отвернулись от этого мира.
Алые небеса неспешно гнали кучные облака, а чёрный солнечный диск, оставив всякую попытку прорваться через кровавую пелену, застыл среди этого меланхоличного действа, став, пожалуй, неплохим дополнением к удручающей картине, отражающей весь этот ужас разложения мира.
— Проклятье, — сухими губами произнёс Ринельгер, медленно поднимаясь. — Нужно идти дальше, — подбадривал он себя. — Я иду к тебе, Лицедей…
Битва со спиритом не прошла бесследно: пусть призрак и уничтожен, но он продолжал являться во снах и снова пронзать грязной окровавленной иглой Ардиру, безумно шелестя обрывками фраз, когда-либо услышанных чародеем, меняя тембр голоса, накладывая друг на друга и словно пропуская эхом через горн.
Воспоминания Зериона продолжали всплывать в голове Ринельгера: пожары, пожирающие бескрайние лесные массивы, окровавленные штандарты, вхождение паладина в Кредохарт. И имя Лицедей — оно вгрызалось в разум, словно гвоздь, вгоняемый тяжёлым молотом чувства вины и долга.
Спирит оставил довольно стойкий отпечаток, до сих пор из Ринельгера будто вытягивали жизненную энергию, выжимая, словно мокрую тряпку. Хоть такое состояние за последние годы случалось довольно часто, в этот раз оно оказалось непривычно тяжёлым.
Впереди показался крутой склон, а на каменных столбах с деревянными балками между ними держались рваные остатки тракта. Ринельгер закусил губу, огляделся, но никаких альтернативных путей здесь не существовало. Только вперёд, не сворачивая. Чародей поудобнее перевесил сумку, схватился за серп на поясе и боком начал движение по выступам. Его взгляд устремился вниз, а разум поразило непреодолимое желание прыгнуть навстречу вечности: всего десять сажень вниз, и начинался густой туман, верно, скрывающий за собой ещё столько же. Ринельгер выдохнул, избавляясь от убийственного наваждения, и замер. На капюшон падали мелкие камешки и комья земли, чародей отдёрнул голову, взглянул наверх и встретился с оскалившейся острыми клыками пастью.
Ринельгер вскрикнул, переходя на громкий вопль, махнул серпом и, не удержавшись, сорвался с остатков тракта вниз. Случилось это несказанно вовремя, ибо чудовище совершило резкий рывок, приземлившись на выступ, где только что стоял Ринельгер. Оно не смогло опереться, качнувшись, туша перевернулась через голову и полетела следом за чародеем. Они нырнули в туман одновременно, Ринельгер пустил защитные чары и упал в вязкую грязь, что начинала низинные болота.
Чудовище приземлилось неподалёку; брызгаясь в мутной воде, оно попало в ловушку и стало яростно извиваться в попытках вырваться, но своим сопротивлением лишь помогало болоту поглощать себя. Ринельгер осторожно поднялся, хищник представлял из себя гуманоидное существо, покрытое абсолютно голой чёрной кожей, с гладким безглазым лицом и мощными вытянутыми челюстями.
— Сдохни, — прошептал Ринельгер и запустил в безобразную голову существа импульс с кончика серпа.
Заклинание сорвало скальп с чудовища; глухо рыкнув, оно, воистину театрально откинувшись, повалилось на спину, перестав шевелиться. Ринельгер сжал пальцы, чарами подтянул существо, высвобождая его из цепких лап трясины.
Чародей навис над бездыханным телом, присел, осматривая залитую смесью из крови, слизи и грязи голову чудовища, вспоминая описания трактата по демонологии и монстроведению. Сагнитроп скалистый — так называли учёные мужи этого представителя класса низших вампиров, в народе же — упырь. Ринельгер сморщился, осознавая, какой судьбы удалось ему избежать. Такого рода чудовища — основной переносчик проклятия, что обращало живое существо в нежить, терзаемую неутолимой жаждой энергии, единственный способ получение которой — в крови.
Ринельгер проверил целостность перчаток, присмотрелся к клыкам чудовища на нижней челюсти и, схватившись, резко дёрнул за неё, отрывая вместе с большим кровоточащим куском тёмного мяса. В глазах чародея вспыхнули огоньки, зажигая профессиональный интерес к такому роду реагентов. Он выложил из сумки тряпку, расстелил её на влажной земле и сложил туда оторванную челюсть. Повезло, что заклинание сорвало только верхнюю часть головы сагнитропа, ведь Ринельгер даже не успел хорошенько прицелиться.
Порывшись среди прижатых друг другу корешков книжек в сумке, чародей вынул свой дневник, раскрыл на чистой странице.
— Кровь низшего вампира, — шёпотом сказал он, доставая перо и плотно закупоренную маленькую чернильницу, успевая рассматривать тело чудовища. — Так, так-так… как мне помнится, — начал говорить себе под нос Ринельгер, — имеет свойство поглощения чужой энергии… нет, это железы из-под клыков, проходящие под челюстью, — чародей задумчиво присмотрелся к оторванной части сагнитропа, потом перевёл взгляд на тело его самого. — Сукин сын, да ты заставил меня снова творить! — он ядовито улыбнулся. — Железа вырабатывает ферменты, поглощающие чужеродную энергию и перерабатывающие её, чтобы вампир смог насытиться… но это же типично для всего его вида. Сенетре нужно поглощать окружающую её энергию… или, возможно, предпочтительнее будет искать источник в крови?..
Никогда ещё Ринельгер не вёл записей, находясь по колено в грязи, но не это смутило чародея: он уловил отзвук крика. Где-то совсем рядом, в низине, в которую ему повезло свалиться. Чародей закрыл дневник, убрал всё, что было нужно, в сумку и приготовил к бою серп — снова крик, похожий на яростный вопль. Он-то и развеял последние сомнения насчёт того, что Ринельгер оказался в такой глуши не одинок. Осторожно чародей начал движение сквозь топи, то и дело проваливаясь всем сапогом в грязь. С каждым новым шагом отчётливее звучали звон стали, крик нескольких человек и знакомый рык, принадлежащий сагнитропам. Ринельгер представил картину, как толпу беженцев или особо отчаянных купцов, решившихся на довольно опасное путешествие через Дегановы Рубцы, окружила, судя по звукам, целая стая этих ужасных тварей. Тем не менее, Ринельгер предпочёл бы просто взглянуть в сторонке на побоище, а потом, пока выигравшая сторона праздновала бы победу, уйти по направлению к тракту.
Схватка велась ещё ниже: топь пролегала на склонах, уходила в низменность, представляя из себя смертельно опасную воронку, где каждый шаг мог оказаться последним. Ринельгер остановился
