Один за другим мои былые дружки подходили, чтобы вбить несколько последних гвоздей в гроб Вашего Покорного Слуги. Браги исполнил мадригал (естественно, аккомпанируя себе на лютне!). Идунн поцеловала меня в лоб. Фрейя бросила презрительный взгляд и сказала, что я получил по заслугам. Фрейр и Ньёрд только головой покачали. Тюр ободряюще потрепал меня по плечу здоровой рукой. Тор выглядел смущенным – ну, еще бы, после всего того, что я для него сделал!
– Мне очень жаль, – сказал он. – Но ты действительно зашел слишком далеко.
Прелестно. Какая чудная эпитафия!
Под конец рядом со мной осталась только Скади. Она стояла молча и наблюдала за мной с каким-то странным вниманием. Пока они за мной охотились, она успела отпустить волосы, и они, светлые, как пена морская, легкими кудрями обрамляли ее нежное лицо, столь же обманчивое, как прелестная мордочка кровожадной норки.
Она стояла возле меня так долго, что это стало действовать мне на нервы. Что ей от меня нужно? – думал я. Ведь остальные давно ушли. Неужели она все-таки намерена воплотить в жизнь свою угрозу и убить меня, пока я совершенно беспомощен?
Скади, должно быть, почувствовала мое беспокойство и ободряюще мне улыбнулась.
– Мы в одном шаге от достижения идеала, – сказала она.
Я не понял, но мне очень не понравилось, как она это сказала. Еще больше мне не понравилось то, что она, как оказалось, держала в руках. До сих пор она старалась не показывать мне это, но теперь с нарочитой неторопливостью поднесла свой чудовищный «подарочек» к самым моим глазам.
– Я тут кое-что для тебя припасла, – сказала она.
– Не сомневался, что ты что-нибудь припасешь на закуску, – сказал я. – По-моему, это змея. Угадал?
Скади снова одарила меня «сказочной» улыбкой, от которой леденящий озноб прошел у меня сперва по позвоночнику, а затем и по всему телу, и на нем каждый волосок встал дыбом.
– Не просто змея, – сказала она. – Это плюющаяся кобра. Любит плеваться ядом в своих врагов. Если яд попадет на неповрежденную кожу, то ничего страшного, но если в глаза – тут уж наверняка будет очень больно.
Не очень-то приятно было это слушать. Интересно, к чему она клонит? И я спросил:
– Что ты собираешься делать?
Скади снова улыбнулась.
– Тебе точно понравится. Для начала я хочу пристроить ее вот сюда, – и она указала на острый каменный выступ, находившийся прямо над моим лицом. – Постарайся лежать совершенно неподвижно, пока я буду этим заниматься. Змея иногда ведет себя излишне нервно.
– Послушай, Скади… – начал я и умолк, понимая, что она только и ждет, когда я начну молить о пощаде. Ну, а я, что бы там ни было у нее на уме, по крайней мере этого удовольствия ей не доставлю.
И я не произнес больше ни слова, крепко сжав губы и стараясь не смотреть на змею. Среди змей есть два основных типа: лениво неповоротливые и пугающе быстрые, стремительные. Эта принадлежала явно ко второму. Она все время дергалась и шипела, пока Скади пришпиливала ее к скале. Я очень надеялся, что змея ее укусит, но кусать ее она почему-то не стала. По-моему, змея инстинктивно чувствовала, что если попробует это сделать, то ей же в итоге будет хуже.
Теперь змея свисала с выступа точно над моими глазами и внимательно следила за мной, то и дело неприятно подергиваясь и извиваясь всем телом. Ее пасть была раскрыта, глаза горели ненавистью, смешанной с любопытством. На вид она была очень злой и довольно глупой, поскольку явно была уверена, что это я виноват в том, что с ней сделала Скади.
Я лежал на трех острых камнях и старался почти не двигаться и даже не дышать. Я знал, что любой звук, любой жест могут спровоцировать нападение этой твари.
Скади подняла с земли несколько мелких камешков, одним сразу же запустила в извивающуюся змею, стараясь, правда, не повредить, а лишь разозлить ее, и сказала:
– Ну, сейчас тебе будет так весело, что ты просто себя забудешь!
Змея плюнула в меня ядом почти мгновенно, я даже глаза не успел вовремя закрыть, и несколько капель попали мне на лицо. Сперва я ничего особенного не почувствовал.
Но потом возникла такая боль…
И я закричал, не в силах сдержаться.
* * *Боль была слепящая, жгучая, просто не передать словами, и продолжалась очень долго. Я извивался, дергался, но мои оковы были прочны. Змея тоже дергалась, шипела и продолжала плеваться ядом. Я уже ничего не видел вокруг – все заслонила красная завеса отчаяния и нестерпимой боли. Мне казалось, что, если бы я не был настолько опутан цепями, то мог бы выцарапать себе глаза ногтями.
Нет, даже не пытайтесь себе это представить. Просто подумайте, неужели Ваш Покорный Слуга так уж плох? Ну, допустим, я действительно совершил несколько сомнительных в моральном отношении поступков. Но разве я заслужил такое наказание?
Наконец красная завеса понемногу начала рассеиваться, и я снова обрел способность говорить. На этот раз я не особенно долго раздумывал и предпочел все же прибегнуть к мольбе, ибо от моей гордости не осталось и следа; стыда я тоже больше не чувствовал.
– Прошу! Умоляю! Убери ее, пожалуйста!
Но на Скади мои мольбы не действовали. Как и на Одина не действовали мои просьбы о помощи. И отвернуть лицо в сторону я не мог, как ни старался, как ни выгибал спину, – змея все равно оказывалась над моим лицом, и стоило мне шевельнуться или крикнуть, умоляя о милосердии, как злобная тварь снова плевала ядом прямо мне в глаза, и я опять начинал дергаться и пронзительно кричать от боли…
– Прошу тебя, не уходи! Не бросай меня! Пожалуйста! Мои глаза!!!
Но до меня лишь донесся язвительный смех удалявшейся Скади.
Урок десятый. Наказание
Наказание бессмысленно. Оно не останавливает преступление, не отменяет прошлое, не заставляет преступника сожалеть о содеянном. На самом деле проку от наказания никакого – это пустая трата времени и причинение ненужных страданий.
ЛокабреннаТолько представьте, каково было Вашему Покорному Слуге, прикованному цепями к проклятым камням, ослепшему от яда и невероятно страдающему от нестерпимой боли. Я понятия не имел, сколько уже прошло времени – в такой близости от реки Сновидений время ведет себя совершенно иначе, и несколько мгновений в момент пробуждения могут показаться почти вечностью. Но боль – это тоже некий особый мир; там даже время меняет свой характер, так что вполне могло пройти несколько часов, а может, дней или даже недель, прежде чем я – очень медленно – стал сознавать, что рядом со
