ему нужно время, дабы закончить балладу, посвященную этому великому дню; Фрейя сшила себе какой-то особенный наряд, и ей очень хотелось всем его продемонстрировать. И, разумеется, всем хотелось неторопливо, со вкусом обсудить, какой казни лучше меня подвергнуть.

Промолчали только Идунн и Один. Старик вообще стоял в сторонке, держа под уздцы Слейпнира. А Идунн подошла ко мне, села рядом, и я уловил исходивший от нее аромат цветов; в ее присутствии мне сразу стало немного теплее; даже несколько росших рядом кустиков вдруг зазеленели и покрылись цветами.

Идунн помолчала, посмотрела на Одина и вдруг заявила:

– Вы не можете так с ним поступить!

– Почему это? – фыркнул Хеймдалль.

– Потому что он был одним из нас, – твердо сказала она.

Вот как раз этого-то ей и не стоило говорить. Я никогда не был одним из них. И я не выдержал:

– Ну что вы тянете! Убейте меня, и дело с концом. Только пусть Браги не играет на своей распроклятой лютне.

Идунн снова посмотрела на Одина.

– Ты же дал слово, – напомнила она. – Ты прекрасно знаешь, что это значит.

– А я никаких клятв не давала! – заявила Скади. – И другие тоже.

– Вот именно! – тут же поддержал ее Хеймдалль. – Он должен умереть! Он слишком опасен, и оставлять его в живых никак нельзя. И потом, вы же знаете, что сказал оракул. В свое время он всех нас предаст – выдаст Сурту в обмен на свою жалкую жизнь!

Значит, Один и Золоченому поведал о пророчестве оракула? Странно, почему меня это удивляет. Скорее всего, Старик обсудил это предсказание с каждым, кроме меня, и все они энергично спорили, пытаясь понять истинный смысл пророчества и от волнения старательно уничтожая запасы своего винного погреба. Вывод, разумеется, был таков: Локи – предатель; во-первых, он жестоко оскорбил богов, а во-вторых, наверняка при малейшей опасности сдаст их всех Сурту.

Вот было бы хорошо!

Правда, я мог бы им объяснить, что Сурт никаких обменов не совершает. Обмен пленными, переговоры, перемирие, разумная сделка – Сурт по таким правилам не играет. А с предателями он поступает точно так же, как и со всеми остальными. Море не способно отличить одну песчинку от другой. Его волны лижут весь песок сразу, и нет никакой возможности остановить их.

Однако Старик выглядел странно задумчивым. Слова, как и имена, обладают великой силой. Произнесешь какое-нибудь слово, и взять его обратно уже невозможно, ибо это связано с серьезными, даже необратимыми последствиями. И потом, Один ведь не знал о моей беседе с головой Мимира и о том, что я, как и он, тоже слышал все пророчество целиком. Таким образом, нам обоим была известна моя судьба. Ни один из нас не хотел, чтобы это со мной случилось – тут, собственно, и говорить было не о чем.

Я посмотрел на Одина и процитировал слова оракула:

С востока приближается корабль горящий,Им правит Локи. И мертвые встают из гроба;И проклятые с поводка сорвались;И рядом с ними мчатся Страх и Хаос.

– Звучит знакомо, правда, брат? – спросил я.

Озадаченный вид Одина показался мне почти достаточной платой за этот неприятный эпизод.

– Ты где это слышал?

– А ты как думаешь?

– Значит, ты говорил с оракулом? – вздохнул он.

– Ну, ты же не собирался рассказывать мне о его пророчествах. Пришлось выяснять самому.

– И много он тебе рассказал?

Я пожал плечами:

– Достаточно. Во всяком случае, я пожалел, что попросил его об этом.

Один снова вздохнул. По всей видимости, пророчество оракула оказало на нас обоих весьма сильное впечатление. Мы оба выслушали это пророчество до конца, и теперь уже невозможно было делать вид, будто мы ничего не слышали и не знаем. Пытаться сейчас пойти против предсказанного было столь же бесполезно, как и пытаться ускорить его приход – оба эти действия в равной степени осуществились бы в соответствии с пророчеством. Как справедливо заметил мне Мимир, человек часто встречает свою судьбу именно там, где пытается от нее спрятаться, и это означало одно: что бы Один ни предпринял, отныне он будет играть исключительно по тем правилам, которые задал оракул.

Старик повернулся к остальным богам и сказал:

– Убить Локи – не самый лучший выбор. Но его в любом случае нужно заставить смириться.

– Я могу это сделать, – вызвалась Скади, крутя в руках магический кнут. – По-моему, мертвые всегда ведут себя спокойно и смиренно.

– Нет. – И Один, качая головой, отказал ей. В ответ Скади издала неприличный звук.

– Ладно, Старик, говори прямо, что у тебя на уме? – не выдержал Тор.

– Его нужно заковать в цепи и поместить под стражу, – сказал Один. – Пока мы не узнаем, что именно означает это пророчество, отпускать Локи на свободу ни в коем случае нельзя. Нам нужно найти для него какое-нибудь безопасное место…

Я поспешил вмешаться:

– Погоди! Я знаю! – И я снова процитировал оракула:

Я вижу пленника в подземном царстве.Кишками сына Нари он опутанИ схож с зловещим Локи он обличьем.Одна Сигюн его страданья облегчает.

Один бросил на меня недобрый взгляд.

– Да уж, осведомлен ты неплохо, – заметил он.

Я усмехнулся:

– Как и ты! Я тоже стараюсь все знать наперед.

Урок девятый. Яд

Я, кажется, уже говорил, что ненавижу змей?

Локабренна

Итак, по мере развития этой печальной истории Ваш Покорный Слуга становился все более покорным. Меня стащили с холма в Нижний мир, под Кипящий котел, из которого вытекают все реки и ручьи. Здесь же, неподалеку, находились истоки реки Сновидений, а также граница, отделявшая мир Порядка от царства Хаоса; то есть я был как бы наполовину в мире живых, а наполовину в мире мертвых. Точнее, спящих.

Именно здесь возникали сны в самом чистом виде, такие переменчивые, неуловимые. Именно здесь из узких щелей в скальной породе отвратительно воняло серой и прочими запахами земного чрева. Именно здесь меня возложили на три валуна исключительно неудобной формы – на них и сидеть-то было бы невозможно! – и заковали в цепи, а затем еще и связали руническими заклятьями, не дающими мне возможности сменить обличье.

Один лично проверил мои путы. Они были безупречны. Затем он долго смотрел на меня своим единственным зрячим глазом.

– Знаешь, мне очень жаль, что так все обернулось, – сказал он вдруг.

– Ничего, братец, как только я снова окажусь на свободе, – ответил я, – то непременно тебя навещу. По-моему, это самое малое, что я могу для тебя сделать. Во всяком случае, после всего того, что со мной сделал ты.

Хеймдалль усмехнулся, услышав мои слова, и его золотые зубы сверкнули, осветив всю пещеру, точно волшебным огнем. И я пообещал себе: если Мимир сказал правду и у меня действительно будет возможность встретиться в бою с Золоченым, то я выбью ему все эти золотые зубы и сделаю себе из них ожерелье!

– Ты будешь гнить в этой вонючей дыре до конца времен! – заявил Хеймдалль.

Я в