— Один-один! — прокомментировал Слава. — Шумахер, мать твою!

"Жук" приблизился, попытался пристроиться рядом. Встречная иномарка вильнула в сторону. Слава не успел понять, вылетела она с дороги или нет, вместо этого снова выжал скорость, стремясь уйти от "Жука". Тот вернулся на свою полосу. Впереди бодро катила тёмная "Нива". Маневрировать негде! "Жук" толкнул "Вольво" бампером.

— Идиот! — обозвал его Слава. — Хочешь массовую аварию?! Хрен тебе!

Подручного Горыныча чужие проблемы не волновали. Он стремился только к одному: достать и уничтожить предателя. Ольгин ощутил собственную беспомощность. В отличие от водителя "Жука", он не жаждал стать причиной кучи-малы.

Мокрый снег сыпал всё сильнее. "Дворники" едва справлялись. Стекло оставалось мутным, что ни делай. Вдоль обочин темнела сплошная полоса, в которую сливались деревья.

— Что б ты врезался! — пожелал Слава "Жуку" и хотел кинуть машину вперёд. Передумал. Жалко стало хозяев "Нивы". Его преследователь просто снесёт их со своего пути. — Если сможет, — сказал себе Слава. "Нива" — не какая-то пошлая "Мини". Но всё равно, подставлять других…

Толчок больно отозвался в спине: "Жук" от души боднул "Вольво" под зад. Слава подался на обочину. Зачем?! Он сам не знал. Захотелось уйти хоть куда-нибудь, лишь бы не оставаться на дороге. И ни одного поворота! Он тормознул, "Вольво" занесло, задние колёса заскользили по грязи. "Жук" ударил носом в левый угол бампера. Машина Ольгина проехалась боком. Он попытался выправиться — но впереди возник вездесущий зад "Нивы". "Тормозит она, что ли?!" — мелькнуло в голове Ольгина. Слава крутанул руль вправо, надеясь выровняться, но получил ещё один удар, прямо в бок. Машину швырнуло с дороги, "Вольво" подскочил, перевернулся в воздухе и упал в кювет, приземлившись на крышу.

Слава уже не видел, как к месту аварии спешат с разных сторон сразу три машины ГИБДД, как "Жук" пытается на полной скорости объехать ту, которая преграждает ему дорогу, как его заносит, и он врезается на полном ходу в толстое дерево…

* * *

Ольгин толкнул дверцу. По счастью, её не заклинило, и он сумел кое-как вывалиться наружу. Сил подняться на ноги не было, но почему-то хотелось туда, где светлее, где мелькают синие и жёлтые огни, на дорогу. Он пополз, цепляясь за остатки грязной травы. С неба сыпали ледяные хлопья, забеливая оттаявшую грязь.

Где-то над головой затормозила машина. Хлопнула дверца — и рядом с ним оказалась Инга.

— Тише ты! Не шевелись! Скорую вызывайте! Срочно! — крикнула она кому-то невидимому, и Слава удивился, как её кто-то услышит в шуме машин. Или у него в ушах так шумело?

Она пощупала его затылок, села задом на землю и подтянула его к себе на колени, чтобы не лежал головой на земле. Потом распахнула куртку, заметив тёмное пятно на рубашке. Сердце Берестовой сразу забилось где-то под горлом, в груди стало холодно. Ей пришлось глубоко вздохнуть, чтобы избавиться от внезапного ощущения дежа-вю: сумеречный свет, тёмное пятно крови, которое расползается по светлой ткани… Тогда она ничего не смогла сделать, но сейчас она уже не была беспомощной, ничего не знающей дурочкой. Инга сорвала с шеи шарфик, рванула лохмотья рубашки, окончательно их порвав, и прижала кусок цветной ткани к порезам на его боку, промокая кровь.

— Погоди, сейчас посмотрю…

— Да брось! — выдохнул Ольгин. — Ин! Всё нормально…

— Заткнись! — рявкнула она на него со злобой. — Сдохнешь — никогда тебе этого не прощу! Понял?! Никогда!

— Да… не сдохну я, — и не подумал затыкаться Слава. — Царапины… Дрон, придурок… Ножом тыкал, попасть не мог. Головой вот приложился в машине…

— Цела твоя голова, — проворчала Инга, зажимая кровоточащие порезы и затягивая сверху ремнём его же брюк. — Мозгов нет — сотрясение не грозит.

— Ин! Выходи за меня! — предложил он вдруг.

Инга стиснула зубы, чувствуя, что горло сжалось, мешая дышать. Как давно она не плакала! Не стоит и начинать…

— Помолчи, пока я тебя не заткнула, — огрызнулась она. — Потом будешь говорить всё, что захочешь.

— Всё-всё?

— Всё. Так и быть, выслушаю.

— Я запомню, — пообещал он, закрывая глаза и улыбаясь.

— Чокнутый придурок… — проворчала она, нетерпеливо оглядываясь. Один из полицейских уже спешил к ней с сумкой первой помощи.

* * *

В 16:36 Сокольский позвонил Малышеву.

— Всё в порядке, Миша. Лена у нас. С ней всё хорошо!

Михаил Иванович поднялся со стула, невольно проведя рукой по лбу. Он ощутил, что на плечи перестала давить тяжесть, и стало легче дышать.

— Где она? С ней действительно всё хорошо? Она не ранена?

— Миша! Поверь на слово, она цела и здорова. Мои везут её в нашу гостиницу, — ответил Сокольский. — Побудет там пока, под охраной. Когда всё закончится — сам её заберёшь. Да, и передай своим, что они могут возвращать птичку обратно в клетку.

— Спасибо, Игорь! — Ничего не выражающая благодарность, но на большее пока времени не было. Малышев тут же набрал другой телефон. — Королёв! Вы где сейчас?

— Едем в сторону Приморского шоссе, — бодро рапортовал Костик.

— Берите эту сволочь! — скомандовал Малышев.

— Нашлась Ленка?! — По голосу было слышно, что Костик в восторге.

— Нашлась! Действуйте!

Королёв, сидя на переднем сидении новенькой "Волги", сцапал рацию и связался с коллегами из дорожной полиции. Ещё через минуту патруль ГИБДД остановил машину, увозящую Гунина из города.

— Проверка документов! — объявил один патрульный, подходя к месту водителя.

Второй, с автоматом наперевес, взялся за дверцу пассажира.

— Выходите! — скомандовал он.

Гунин занервничал, но предпочёл подчиниться приказу.

— А в чём дело, командир? — спросил он.

Кто-то тронул его за плечо. Гунин обернулся. Прямо перед его носом стоял какой-то пацан, и ухмылялся от уха до уха.

— Привет, Валера! — сказал он весело. — Давно не виделись!

И ничуть не сомневаясь, Королёв врезал Гунину рукоятью пистолета в лоб! Потом посозерцал севшего на асфальт, ошеломлённого Валеру Гуманиста, и сунул оружие подмышку.

— Коляну это понравится. Надо будет рассказать. Пакуйте его, ребята! — скомандовал он сержантам, и отступил в сторону.

Глава восьмая. Разбор полётов

Из всех присутствующих в кабинете, Сокольский был самым молодым, с отрывом лет в 15. Начальник аналитического отдела, Ланской Сергей Сергеевич, почему-то считал это недостатком. Он вообще не доверял людям моложе пятидесяти. С его точки зрения, у молодёжи не хватало "идеологической закваски". Они родились в смутное время, формировались в период развала СССР, среди поисков и шатаний, и их патриотизм казался Ланскому искусственным, неверным, ненадёжным. Они эмоциональны, неспособны понять, что человек живёт для общества, а не наоборот. Сам Ланской пребывал в уверенности, что как раз он живёт именно для общества. Сокольский же считал, что служит обществу, а живёт для себя самого. Из этого противоречия можно бы вытянуть целую теорию, но в данный момент Ланской слушал доклад Сокольского о проведённой операции по спасению Елены Михайловны Малышевой, и ему некогда было обосновать своё мнение о том, как жить