— Очухался, жмурик? — хрипло отозвался помятого вида мужик с многодневной небритостью на щеках и подбородке. — Я уж думал, тебе хана.

— Где мы? — повторил попытку Юраша, не получив ответа на свой первый вопрос.

— А ты чё, совсем ничего не помнишь? Память отшибло? — странный зек, наводящий на мысли о ГУЛАГе, засмеялся, сверкая щербатыми зубами. — Как вертухая порешил, тоже не помнишь?

Юрашу новость совершенно не взволновала. Словно это его не касалось и не задержалось в голове.

— Шкуру сменить надо, — прошипел небритый, не дождавшись от него ответа. — Как притормозим — надо сваливать.

— Куда поезд идёт? — снова спросил Юраша, заранее предвидя ответ. И угадал.

— А хрен его знает… — проворчал зек.

Капустин перевалился набок, потом переместился на четвереньки и сделал попытку подняться. Его сосед по вагону не помогал, но и мешать не стал. Со второй попытки, несмотря на шаткий пол, Юраше удалось принять вертикальное положение. Он шагнул к стенке вагона и попытался заглянуть в щель. Мимо со страшной скоростью проносились бескрайние, залитые солнцем поля, весёленькие и расплывчатые, как в гигантском калейдоскопе. Потеряв интерес к своему сотоварищу, Капустин двинулся вдоль стенки, осматривая каждую щель, щупая доски и прислушиваясь.

— Ты чего ищешь-то? — окликнул его небритый. — Заначку что ли?

Капустин не среагировал. Он продолжал свой обход, пока не обшарил все стенки на уровне своего роста. Потом опустился на пол и прислонился спиной к доскам. Из щелей тянуло холодом.

— Уходить нам надо, — повторил небритый. — Прыгать на ходу.

Капустин не шевельнулся.

— Он тормозит, — настойчиво заговорил мужик и поднялся, прильнув к щели. — Тормозит, тебе говорю! Нас ищут! Сейчас начнут вагоны шмонать!

Юраша лениво поднялся, подошёл к щели и провёл зачем-то пальцем по доске. Тут же отдёрнул.

— Заноза! Надо же… — Он подцепил щепочку ногтями и выдернул, после чего сунул палец в рот.

— Гляди, совсем тормозим, — тормошил его небритый. — Давай, валим отсюда! Пока не поздно…

Он толкнул дверь, присел на корточки, глядя вперёд, по ходу поезда, потом оттолкнулся и исчез. Капустин поразмыслил и двинулся за ним. В вагоне больше не было ничего интересного.

* * *

Елена Макаровна Астафеева, в девичестве Ковылина, производила впечатление вышедшей на покой балерины. Длинная, жилистая шея её составляла единую прямую линию с остальным позвоночником. Тёмные волосы, в которых скопилось изрядно седины, Елена Макаровна зачёсывала в тугую "шишку" на затылке. Худые, угловатые плечи прятались под летней шалью, такой же ажурной, как решётка палисадника, на которую хозяйка облокотилась, разговаривая с Сокольским.

— Я не думала, что вы посетите этот дом снова, — говорила Елена Макаровна. — Мне казалось, что вчера я ответила на все ваши вопросы. Больше я ничего не знаю.

Сокольский не торопился входить, но рука его лежала на верхней перекладине калитки. Он смотрел не на женщину, а на дом в глубине: стены и деревянные колоны в трещинах, как в морщинах. Дом загораживал собой дальнюю сторону участка, пологим склоном уходящую к маленькому пруду.

— Я изучал топографические карты в областном архиве, — заговорил наконец Сокольский, не обратив внимание на явный намёк, сделанный хозяйкой особняка. — Цементный завод, который обосновал здесь один из ваших предков ещё до 1917 года, располагался вон там, за территорией усадьбы, где сейчас реденький березнячок.

— Да, это так, — согласилась вдова. — За двадцатый век завод трижды перестраивали и даже хотели снести усадьбу, чтобы расположить его ближе к дороге. Но мой дед был партийным человеком и имел большие связи наверху. Ему удалось добиться для нашего дома статуса краеведческого музея. В девяносто пятом музей перенесли, а усадьба осталась памятником деревянной архитектуры. Зачем вы пришли? — Она испытующе смотрела на Сокольского и морщинки на её худом, строгом лице, чем-то неуловимо повторяли трещины в старых досках её дома.

Сокольский оглянулся. Из стоявшего на отдалении микроавтобуса вышли несколько человек и направились к ним.

— Я сожалею, — начал Сокольский и наконец посмотрел на женщину. — У нас есть ордер на обыск. Если у вас гости, пусть остаются на своих местах.

— Что это значит? По какому праву? — возмутилась Елена Макаровна, но отступила от калитки. — Что вы рассчитываете тут найти? Золото?

— Нет! — сдержанно ответил Сокольский. — Я рассчитываю найти в нём следы своего пропавшего сотрудника. Вы позволите?

Не дожидаясь ответа, он распахнул калитку и посторонился, пропуская своих коллег. Как раз в этот момент на высоком крыльце появился худощавый, сутуловатый субъект со сверкающими залысинами, которые бросались в глаза даже с расстояния двадцати метров.

— Елена Макаровна! — воскликнул он, двинувшись со ступенек в их сторону. — Могу я чем-то помочь? Господа! Что это за вторжение?

— Кто это? — спросил Сокольский у хозяйки дома.

— Это… погодите! Лёсик! Всё хорошо, господа просто делают своё дело! — Она снова повернулась к Сокольскому. — Это Лев Станиславович Куропятников. Он — мой друг. Помогает мне.

— А в чём дело, уважаемый? — встрял Лёсик, невольно подавшись в сторону от решительно прошагавших к дому людей, с чемоданчиками и какими-то длинными агрегатами в чёрных чехлах. — По какому праву осуществляется это вторжение на частную территорию?

— Успокойся, Лёсик! — строго сказала Елена Макаровна, больше смотря не на своего друга, а на Сокольского, словно опасаясь каких-то репрессий в адрес Лёсика с его стороны.

Сокольский раскрыл папку и протянул госпоже Астафеевой ордер. Потом с любопытством посмотрел на пятидесятилетнего "Лёсика".

Есть такая категория людей, у которых на лбу большими буквами написано: "Интеллигенция сраная", даже если при этом у человека нет никакого высшего образования, пусть неоконченного. Именно таким человеком был Л.А. Куропятников. Всю жизнь он занимался "научной работой" в областном отделе краеведения и считал себя особо компетентным в современной политической обстановке, потому что имел возможность восемь часов рабочего времени проводить в сети Интернет, на новостных сайтах. Сталкиваясь с представителями власти, Куропятников на всякий случай принимал позу гонимого, но не сдающегося.

— Я считаю, что вы, как представитель аппарата политического сыска, должны объяснить, какие претензии имеете к почтенной женщине, — высказал Лёсик, глядя на Сокольского сверху вниз с высоты своего роста.

— Я — подполковник УВР ФСБ, — поправил его Сокольский. — Никаких претензий к Елене Макаровне у меня нет. Но вас я попросил бы предъявить паспорт.

К ним подошли Данила с экспертом — и Лёсик отложил идею возмутиться таким наглым произволом. Вместо этого он оглянулся на дом.

— Моя сумка там, — сказал он. — Паспорт в ней.

— Тогда пройдите в дом, — предложил Сокольский и кивнул Дану.

Некрасов тут же взялся активно провожать хозяйку и её "друга" в сторону высокого крыльца. Сокольский посмотрел на эксперта.

— Что именно мы должны искать? — спросил тот. — Дом как дом. Если начать перерывать его с чердака до подвала — уйма времени уйдёт.

— Я сам точно не знаю, что надо искать, — признался Сокольский. — Но могу предположить, что внутри дома есть какой-то неучтённый вход или выход. Видишь,