не могло быть в его жизни. Картинки чужой жизни бежали так быстро, как, говорят, может пробегать вся жизнь человека перед смертью. Стив видел рыжего мальчишку, крепкого, зеленоглазого, играющего с другом. Он весело улыбается, они борются, и все вокруг прекрасно до определенного момента. Обеспеченная жизнь, богатая юрта. Отец в его девять лет нашел ему, как полагается, красавицу невесту, и семьи подписали договор. Борте – девочка, девушка, жена, императрица. От упоминания этого имени становится тепло, но потом... Потом в воспоминаниях начался кошмар. В памяти всплыла заплаканная женщина, видимо, мать, четверо братьев и сестренка, все с опущенными головами, потому что отца отравили, и они лишились всего, что имели. Он говорит: «Братья, мы не позволим нашим мамам умереть от голода». Мамам – потому, что у отца было две жены. Зима. У него в юрте холодно и голодно. Дядя забрал все, принадлежащее семье, поэтому он рыбачит, охотится, и обычно удачно. Но в этот раз на него нападает волк. Он убивает его. Подвиг. Потом убийства в жизни становятся обыденным делом. Убивает не только волка, но и брата, потому что тот воровал у младших детей рыбу. Мать, узнав об этом, избила его отцовской плетью до полусмерти. А потом ненависть застилает глаза. У дяди появляется повод наказать мальчика. На него начинается охота. Триста воинов на десятилетнего мальчика! Он на горе девять дней, окруженный преследователями. Хочется пить и он слизывает воду с камней. Потом мальчик с колодкой на шее, дядя сделал его рабом. Долгие пять лет унижений. Он учится ненавидеть и резать по дереву в свободное время. Вырезает стрелы. Потом побег. Он знает, что колодка не даст ему утонуть, поэтому бросается в реку, прячется в камышах. Какой-то человек помогает, прячет его и, наконец, он дома. Их семье нужно выжить. Он старший. Он вырезает стрелы и меняет их на овец. Взрослый мальчик-мужчина в пятнадцать лет.

Все это и многое другое пронеслось перед глазами у Стива до момента, как Сэм сорвал с него и Жанин шлем, так как она упала в обморок. Сэм несет ее на кушетку, а Стив стоит, и его глаза застилают реки крови. Холодные, безжалостные зеленые глаза смотрят на всадников на конях. Они беспрекословно подчиняются приказам. Харизма, власть взгляда настолько сильны, что конница несется вперед, летят стрелы, падают отрубленные головы и орда завоевывает все перед собой, двигаясь вперед и вперед до самого "закатного последнего моря". Достижение этого моря имело сакральное значение.

Стив так и стоял, не шевелясь, и смотрел на Жанин. Жуткий человек внутри него потихоньку уходил вглубь мозга, и Мейсен становился собой.

Жанин открыла глаза и тут же зажмурилась от ужаса. Сэм осуждающе посмотрел на Стива.

– У вас был дикий всплеск эмоций. Всплеск ненависти и агрессии. Жанин не выдержала, да и прибор заклинило. Кого Вы так ненавидите?

– Это не я ненавижу, – только и сказал Стив. – Присмотри за ней, дай успокоительное.

Затем он вышел из кабинета, нашел Томаса, схватил его за рукав, отрывая от работы, и потащил в палату Айи.

Оба, и Айя, и Томас, смотрели на растрепанного, почти невменяемого Мейсена с удивлением.

– Айя, ты была права, Чингисхан действительно внутри. Я сегодня увидел часть его жизни и ощутил эмоции этого человека. Это было ужасно. Его детство, рабство, побег. Потом – плен у манчжуров в юности, опять побег, а потом он становится тем, кто смог завоевать полмира.

Стив уперся головой в стену палаты, его рыжие волосы, казалось, шевелились от ужаса. Айя подошла и взяла его за руку, пытаясь чисто по-женски, забрать боль. Стив глянул на нее благодарно и опять заговорил, пытаясь понять случившееся:

– Видимо, у меня чрезмерно сильно развитая латеральная, особенно префронтальная, кора и в связи с этим отсутствует способность чувствовать. Эмоции ее не пробивали и не позволяли его личности или, возможно, правильнее – индивидуальности, влиять на мою. Сейчас я взрослый человек, со своими взглядами, убеждениями и достаточно крепкой психикой. Я ненавижу жестокость. Мне не нужна власть. Мне и клиники более чем хватает. Мои мечты не заходят дальше, чем научиться лечить еще ряд заболеваний, включая шизофрению, но никак не управлять миром. Но боюсь, что загнать его обратно не смогу. Мои занятия с Жанин показали, как это здорово – уметь чувствовать. Но, если она будет ощущать внутри меня Темучина, это ее убьет или она просто распрощается со мной. А я этого не хочу. Поэтому у меня ряд вопросов к вам, важных. Айя, как можно избавиться от того, кто сидит внутри? Есть способы?

– Я не знаю точно, как это сделать. Мне было чуть более шестнадцати лет, когда отец спрятал меня от Чингисхана. Я не совсем понимаю, зачем была нужна ему. Отец предполагал, что ему нужен наследник от меня. Боялась до ужаса Вас, доктор. Однажды почувствовала Его у Вас внутри и так испугалась, что решила бежать. Вы-то сами поняли, для чего я была нужна Темучину?

– Нет, Айя, не понял. Его мучили предчувствия, да кого, впрочем, они не мучают. Он хотел, должен был предотвратить что-то опасное, то, что могло случиться. Он был должником всю жизнь.

.– Как это? – недоверчиво произнес Томас. – Темучин – должником?

– Так я представил его из увиденного. С самого детства должен: он должен был думать о семье с девяти лет, должен жене, которая ждала его почти десять лет, должен отплатить за рабство дяде. Он был вначале изгоем. Его выбросило традиционное общество. Таких, как он, называли людьми длинной воли. Он отдавал долги свои – похитителям, которые украли жену, людям, которые доверились ему. Защитить, отомстить, предупредить набег набегом. Двадцать лет: вижу, как его поднимают в воздух на белой верблюжьей кошме, нарекают именем Чингиз – "сильный". Когда его избрали, он должен был сплотить, защитить доверившиеся ему племена. Потом он продолжал это «должен»: объединил дикие племена в единое целое с железной дисциплиной. Стал именоваться Чингисханом и должен был защитить Монголию. Иначе ей было не жить. Китайцы готовили поход для захвата рабов и уничтожения людей. При этом вырезали бы всех. От монголов бы вообще ничего не осталось. Китайцы были очень жестокие. Он предупредил поход, сам напал на Китай: девяносто тысяч воинов против миллионной армии китайцев. И победил. И все время кровь, кровь, кровь. Женщины, битва, власть. У него был один талант – глаза, как огонь, и лицо, как заря. Харизма. Он воодушевлял. Не хотел воевать, но должен был. А я не хочу! Видеть, знать, чувствовать это. Не хочу!!!

Мейсен,